Стеван Булайич - Ребята с Вербной реки

— Но, но-о-о! — сердито понукает коня Вождь.

Никакого толку. Мустангу захотелось немного помахать головой. Остановился. Растопырил все четыре ноги, поднял куцый хвост, машет головой. Мича изо всех сил тянет его за гриву, а Мустанг никакого внимания, знай мотает головой и сопит. Вдруг, откуда ни возьмись, — Боца. Подскочил к коню и как огреет его прутом. Тут Мустанг просто взбесился, встал на дыбы и помчался к реке, словно белены объелся.

— Вождь, стой! Осмотри боевые позиции!

На всём скаку соскочил Мича с коня. А Мустанга ноги донесли как раз до того места, где трава погуще.

— Нет, я больше на него не сажусь! — рассердился Вождь. — Того и гляди, влетишь на нём прямо во вражеский лагерь.

— Ну ничего, — успокаивает его Боца. — Я его запрягу, пусть орудие тянет. Он у меня будет шёлковый!

— Орудие! Ну конечно! — вспомнил Мича. — Давай покажи мне огневую позицию.

За кустами у самой реки видны две головы — Срджи и Циго. Мальчишки с чем-то возятся, а с чем — пока не видно. Боца приближается и раздвигает ветки. У черноногих вырывается крик восхищения.

Прикрытая только что наломанными ветками, опираясь на треножник, как две капли воды похожий на тот, на который подвешивают котёл над огнём, возлежала пушка дядюшки Столе, нацелив своё мощное жерло в самый что ни на есть центр Ведьмина Острова.

— Это наша «водородная», — спокойно докладывает Охотник на Ягуаров и командует: — Расчёт, к орудию!

Срджа и Циго застывают у ствола.

— Вождю черноногих… салют!

Чёрный, проржавевший ствол приподнимается вверх.

Восхищению черноногих нет предела. Они подходят, ощупывают ствол, дуют в него, заглядывают в отверстие для запала, которое Боца пышно именует — автоматический спуск. Разглядывают фитиль, нюхают порох, удивляются и расспрашивают:

— А скажи, Охотник на Ягуаров, какая у неё дальнобойность?

— Четыре тысячи метров по прямой, — объясняет начальник артиллерии.

— А по кривой? — наивно спрашивает Низо.

— А по кривой я не мерил! — ещё серьёзнее объясняет Боца.

Мича, сияя от счастья, подходит к артиллеристам.

— Здорово вы это дело обмозговали. Только… что это за гвозди? — изумлённо спрашивает Мича, указывая на кучу ржавых гвоздей, сложенных рядом с орудием.

— Это картечь. Знаешь, если гаги начнут стрелять из винтовки, чтобы было чем ответить…

— На всякий случай! — мудро добавляет Циго.

Мича улыбается, собирает гвозди, бросает их в реку и оборачивается к Боце:

— Ты уж, брат, слишком! Это нам не понадобится.

— Га-аги! — раздаётся с дуба голос Дойчина.

Черноногие бросились врассыпную, залегли в высокой траве вдоль берега.

— Отряд пловцов, готовьсь! — скомандовал Мича.

В одно мгновение мальчишки сбросили одежду и остались только в майках и трусах. Насыпали за пазуху боеприпасов для рогаток, колчаны и луки забросили за спину, а рогатки зажали в зубах. У каждого было и Ракино тайное оружие (супергранаты — утиные яйца), его можно было применить в решительный момент общей атаки на Ведьмин Остров.

— Низо, беги, смени Срджу. Ты будешь у орудия, а он пусть явится ко мне! — прошептал Мича на ухо Низе.

Минутой позже, когда Срджа подбежал и лёг рядом с Вождём, обиженно спросив: «Чего это ты меня сменяешь?» — на противоположном берегу реки показалась длинная шеренга стрелков-ковбоев.

— Ух ты, сколько их! — послышался шёпот на левом фланге, и светловолосая голова Нешо спряталась в траве.

— Это ты, Нешо? Я слышу, как у тебя зубы стучат! — ядовито заметил Пирго. Он стоял на коленях в траве, размахивая рогаткой и не сводя глаз с другого берега.

«Ух ты, сколько их!» — пронеслось теперь и в голове у Пирго, но произнести вслух — никогда! Скорее, он откусит себе язык.

А вон Еза. Закинул винтовку за плечо и самоуверенно прохаживается перед густыми рядами ковбоев. А их тьма-тьмущая. Не тридцать, не пятьдесят, а, по крайней мере, человек семьдесят. Идут, не скрываясь, шумят, на ходу натягивают рогатки и луки, и слышны уже их крики:

— Эй, туземцы! Спины для тумаков приготовили?

— Где ваш Вождь? Мы ему воробьиное перо к убору добавим!

— Эй вы, заячье войско, покажитесь!

С «туземной» стороны не доносится ни звука. Слышен только спокойный шёпот Вождя:

— Тихо! Ни слова!

Кто-то в Езином лагере запевает:

Боца вытянул шею и только собрался ответить «поэту» ещё более ядовитой частушкой, как Мича помешал ему:

— Молчи! Пусть болтают, пока у них языки не заболят! — А про себя подумал: «Вообразили, что справятся с нами безо всякого труда. Не рассчитывают, что каша будет горячая!»