Эрвин Штриттматтер - Тинко

Теперь моя очередь садиться верхом. Я залезаю и даю кабану шенкеля. Фриц хочет меня заговорить — это чтоб я забыл, на чем я сижу. Но я не забываю. Вдруг Фриц изо всех сил дергает цепочку. Раздается треск. Правая передняя нога кабана отломилась и болтается на проволочке.

— Вот тебе и раз! — восклицает Лысый черт и почесывает затылок.

— Это ты натворил? — спрашивает меня дедушка сердито.

А Фриц ухмыляется во весь рот.

— Дело-то в том… вот барон вернется — он кабана назад потребует, — говорит Лысый черт и старается укрепить отломанную ногу.

— Погоди, Тинко, придем домой — я тебе покажу, где раки зимуют! — грозит мне дедушка.

— Приклеем гуммиарабиком. Барон ничего и не заметит, — решает Лысый черт и осторожно относит кабанью ногу в гостиную.

Фриц украдкой щиплет меня за ногу и говорит:

— Тоже мне наездник свинячий!

Я уж молчу, только бы дедушка не сердился.

На дворе морозно. Зелеными огоньками мерцают звезды. Я прячу лицо в воротник куртки и засовываю руки поглубже в карманы. Ноги у меня теплые. Дедушка, закинув голову, рассматривает небосвод.

— Ай-яй-яй, озимые, наши озимые! — прямо стонет он.

— Дедушка, а дедушка, я у кабана ногу не отламывал.

— В балансе что получается? — отвечает мне дедушка. — Хоть лиса утку на хвосте и не унесла, однако она им следы замела. С такими людьми, как хозяин Кимпель, что бы ни случилось, надо прикинуться, будто ты и есть виноватый. Так-то оно вроде приличней.

— Как же приличней, — говорю я, — когда у свиньи нога отломана?

— Как там ни верти, а снежок нам надобен. Ох, как надобен! — Дедушка так и рыщет глазами по небу.

Мы едим гречневую запеканку с салом. Ложки так и стучат. И где только наш солдат пропадает? Открывается дверь. Пришла Шепелявая Кимпельша. Чулки у нее обшиты мешковиной. Точно медведица какая, она проходит по кухне и, не ожидая приглашения, садится возле печки.

— Юбку погреть пришла? — дразнит ее дедушка.

— Холодно у меня, ох, как холодно, золотко мое! Дров-то не дает мне Кимпель больше. А когда я ему контракт на выдел показала, он мне в ответ: «Можешь эту бумажонку выбросить».

— Заткнись, старая! Заткнись, говорю! — кричит на Кимпельшу дедушка и зажимает уши. — В балансе оно что получается? Языком болтать — что руками махать: все, видно, теплей делается. А ежели тебя еще кофеем напоить, так тебя и не остановишь — пойдешь чесать. Язык-то — точно гузно утиное у тебя.

И дедушка отправляется в хлев подбросить сена нашему Дразниле. Слышно, как гнедой, встречая дедушку, тихо ржет.

— Милый-то твой неласков ныне со мной. Что так? — спрашивает Шепелявая у бабушки. — Оговорили они меня, будто я ведьма. А кто оговорил, не сказывают. Господь бог знает, кто…

Бабушка устало отмахивается. Она не верит в ведьм. Но в бога она верит. Бабушка выходит в сени, приносит оттуда старые мешки и садится их чинить. Шепелявая прихлебывает ячменный кофе.

Бабушка тяжело вздыхает:

— Человек — ведь он точно одуванчик на меже: подует ветерок — и отлетело что-нибудь. То вот зубы, потом волосы, а кто и слуха лишается. Мне-то ветерок потихоньку глаза гасит. Уж и не вижу ничего, когда шью. Лучше бы сперва слуха лишилась…

Шепелявая старше бабушки, но у нее почти нет морщин. Мешок ржи она может пронести через всю деревню, ни разу не передохнув. Тощее лицо ее выглядывает из-под черного шерстяного платка, будто из-под навеса. Нос — красный от мороза и страшный. Вроде он от другого человека и совсем не подходит к вечно жалующемуся рту. Но в деревне рассказывают, что Шепелявая не всегда только жаловалась.

Наша гостья греет свои больные подагрой руки под накрахмаленным фартуком и молчит. Но вот возле горячей печки понемногу оттаивают ее мысли. Она рассказывает, и кажется, будто длинным носом выискивает из прежней своей жизни кусочки посчастливей.

Когда-то Шепелявая была старшей батрачкой у Кимпеля — у Готхарда Кимпеля, отца нынешнего Лысого черта. После рождения маленького Лысого черта жена Готхарда Кимпеля так больше и не поднялась с постели. Шепелявой пришлось взять все хозяйство в свои руки, смотреть за больной хозяйкой и Лысым чертом, который был тогда совсем крошечным.

Готхард Кимпель был человек непостоянный. Да и на что ему была больная жена? Ему нравилась старшая батрачка, сильная и ловкая Ганна. Но Ганна не обращала на хозяина никакого внимания.