Дедушка, который всегда боролся за справедливость, пожал Лысому черту руку в знак признания его заслуг. С тех самых пор Шепелявая Кимпельша стала получать все меньше дров на зиму. В прошлом году ей привезли лишь одни перекрученные корневища, но все же это были дрова. Никто не смел бы сказать, что Лысый черт плохой человек.
Есть в деревне такие люди, которые болтают, будто рубец на губе Шепелявой — божий знак, в наказанье за то, что она отбила старого Кимпеля у его нареченной, которая была тоже с заячьей губой, и вообще, что Шепелявая — ведьма. Но есть и другие — так те говорят, что все, кто называет Шепелявую ведьмой, сами скоро ума решатся, как в былые времена жена Лысого черта…
Шепелявая Кимпельша подсаживается поближе к печке. На кухне вода поет в котле. Бабушкины пальцы быстро перебирают старые мешки.
— Я тебе дам потом с собой охапку дров, — говорит бабушка. Взглянув на меня, она наклоняется к Шепелявой и шепчет: — Я их тебе у калитки сложу, дрова-то. Дед наш ничего и не узнает.
— Господь бог отблагодарит тебя, Минна. Не люблю я попрошайничать. Лучше уж украсть то, что мне все равно положено. А ведь я и работать могу. Да люди-то под всякими предлогами отказывают мне.
— Да, да, — вздыхает бабушка. — И сколько это глупости в человеке сидит: все он норовит волку за ухом почесать, а тот ведь вот-вот ему глотку перегрызет…
Слышно, как на дворе дедушка гремит ведром у колодца, напевая при этом:
Ведьма, ведьма, ведьма злая,
Вот какая ты!
Бабушка со звоном роняет ножницы. Но уже поздно… Шепелявая сидит, насторожившись, и слушает. Платок ее достает до самого карниза печи. Глаза сверкают, сама вся покраснела.
— Не ведьма я!
Бабушка успокаивает ее:
— Как бог свят, нет! Да оставь ты свои туфли! Это старик так просто себе что-то под нос бормочет. Выпил небось.
Шепелявая, разъярясь, грозит в окно:
— Можешь всю мою хибарку вверх дном перевернуть — кусочка бесовского помета не найдешь!
— Бабушка, а чем пахнет бесовский помет?
— Серой он пахнет, дорогой мой. И заведись в доме самая махонькая кучка его, не больше пятнышка от мухи, — запаха ничем не выведешь.
Игла так и мелькает в руках у бабушки. Из хлева возвращается дед. Он и не смотрит на Шепелявую; достает колоду карт и заскорузлым ногтем большого пальца проводит по ней:
— Как, Тинко, перекинемся?
— Мне еще уроки надо делать, дедушка.
— Что? Опять ты за свою дурацкую писанину? Это про зайца? Возьми и напиши: съели мы зайца. Вот и все.
Дедушка тасует карты. Я сдаюсь.
Часы тикают. Дразнила гремит цепью в хлеву. Бабушка выворачивает наизнанку очередной мешок. Шепелявая притихла. Согревшись возле печки, она сладко позевывает и предостерегает меня:
— Гляди, в картах-то рогатый и сидит, золотко мое. Слыхал небось, старый-то Кимпель последние годы всегда с собой колоду карт таскал — чертов песенник.
Дедушка никак не может подсчитать, сколько у него козырей. Он шаркает под столом ногами, словно застоявшийся конь, и говорит:
— Молчала б лучше! У самой-то черт вон из-под юбки выглядывает.
Шепелявая подскакивает как ужаленная. Я даже слышу, как трещат ее старые кости. В дверях она останавливается, поднимает кулак и грозит дедушке. Дедушка тоже вскакивает и кричит ей вдогонку:
— Околдовать меня задумала, ведьма! — и принимается искать веник.
Шепелявая Кимпельша, вскинув голову, спокойно выходит из комнаты. Бабушка спешит за ней. Я слышу, как на дворе Шепелявая говорит ей:
— И полена я у вас не возьму! И щепки мне вашей не надо!
Часы тикают, как всегда. Если гирю, подвешенную на тонкой цепочке, чуть приподнять, то у часов голос сразу изменится. Дедушка проигрывает мне три партии подряд.
— А ведь околдовала меня Шепелявая! — сердится он и в сердцах бросает карты на стол.
Зима все тянется и тянется. С крыши свисают сосульки. Порой солнышко облизывает их. Но потом налетает серый в крапинку ветер со снегом и стирает с неба солнышко, как стираешь ноль с черной классной доски.
Неужели зайцы испугались силков? Нет, просто в нашем садике нет больше капусты. Зайчишкам приходится обгладывать саженцы фруктовых деревьев. Саженцы эти поздней осенью посадил наш солдат. Но зайцам это все равно: им кушать хочется. Тогда солдат достает с чердака проволоку и обматывает стволы деревцов. Заячья кладовая пустеет с каждым днем. Теперь они уже принимаются за кору придорожной рябины.
Наш солдат мастерит гнезда для кур. Как только курица садится на гнездо, крышка захлопывается, и курочка не может больше слезть с гнезда, пока ее солдат не выпустит. А он теперь всегда знает, снесла курочка яичко или просто так кудахтала. К крыльям кур солдат привязал маленькие бирки. На бирках черной тушью написал номера. У каждой курицы свои номер. Только у петуха нет номера. Но он ведь не несется. В своей записной книжке дяденька-солдат записывает: «Сегодня курица № 7 снесла одно яичко».
Читать дальше