Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!

Он вручает девочке подарок, и она поспешно приседает еще раз, потом Торстейн жестом подзывает ее старшего брата. Мальчик подходит и тоже получает подарок. И ура — все счастливы и довольны, а больше всех Терье, вот уж кому повезло: родной папа — Юлениссе.

Внезапно меня осеняет.

Перед торговым центром стоит телефонная будка. В ней я открываю телефонный каталог и принимаюсь искать. Не может быть, чтобы не было ни одного электрика-женщины. Все-таки в области равноправия мы, норвежцы, продвинулись довольно далеко.

Я обзваниваю всех электриков нашего города. Кто-то уже не отвечает. Вечер, и Рождество скоро. Но у некоторых есть номера для связи в экстренных случаях. К сожалению, трубку берут исключительно мужчины.

— А что, женщины у вас не работают? — спрашиваю я.

— Работают, конечно. В конторе.

— А где равноправие мужчин и женщин? — говорю я.

Электрик протяжно стонет.

— Так вам нужен электрик или нет? — спрашивает он.

Короче, я не нашел ни одного электрика-женщины. И почему это хваленое равноправие не работает именно тогда, когда от него был бы реальный прок?

Я как раз примериваюсь, как бы получше шваркнуть трубку на рычаг, но кто-то начинает барабанить по стеклу. Я вздрагиваю. Оглядываюсь. Терье стоит в снегу и машет, как будто ему за это приплачивают. И сияет, как шоколадное золотце.

Этот Терье — непревзойденный мастер вырастать из-под земли, когда меньше всего его ждешь.

Я распахиваю дверь и иду себе мимо него.

— Привет! — орет он обрадованно. — Чем это ты занимаешься?

— Ничем!

И я почти бегу к торговому центру, где и случается страшное: дама в шубе покупает самую последнюю елку!

Снежинки царапают лицо, и холод пробирает до самого сердца.

Я, видно, остановился.

Рядом со мной остановился Терье.

— Последняя елка продана! — говорит, вернее, напевает он. У него такое превосходное настроение, что руки чешутся его побить. Точно бы побил, будь он хоть немного поменьше.

— Вот здорово, что у нас елочка уже есть, — не унимается Терье. — Высоченная, метра три. А у вас?

Я не отвечаю. Терье пихает меня в плечо.

— Какая у вас елка, спрашиваю?

Я в такой ярости, что могу только шипеть.

— У нас не будет никакой елки!

— Не будет? А чего так?

Ну до чего некультурный человек этот Терье. Я иду себе дальше, но все же говорю:

— Что за ерунда эти елки! Еще возиться.

Терье, пыхтя, нагоняет меня. Его куртка шуршит при ходьбе.

— Елки ставят все!

— Это языческая традиция, не имеющая отношения к христианству, — говорю я.

— У нас и так не христианское Рождество, а просто елка!

К этой секунде меня уже распирает от желания сказать ему прямо в глаза, что нельзя быть таким дуболомом и идиотом. Я поворачиваюсь к нему с самыми серьезными намерениями. Но вдруг обращаю внимание на то, какой он все-таки амбал. Нет, пожалуй, лучше оставить свои мысли при себе.

— Что за дикость — затаскивать деревья в гостиную! — говорю я. — Это противоестественно.

На морде Терье появляется такое грустное выражение, как бывает у сенбернаров.

— А куда ж тогда девать все елочные игрушки? — спрашивает он.

— В помойку!

Я отворачиваюсь и быстрым шагом иду прочь. Из-под подошв летят комья снега. В спину пыхтит Жирдяй-Терье.

— Но ведь все равно нужно место, куда складывать подарки! — говорит он.

— С дерева осыпаются иголки и разлетаются по всей квартире, очень неопрятно, — говорю я.

— Все равно без елки Рождество не настоящее, — гундит свое Терье.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. И как ни стараюсь, а сдержаться не могу: громко и картинно вздыхаю, еще и ухмыляюсь для наглядности. Все вместе должно означать: «Господи, бывают же такие недоумки!»

Терье таращится на меня со страхом.

— По-твоему, как отмечают Рождество в Африке? — спрашиваю я.

— Они…

Терье отчаянно думает, от этого мучения у него аж все лицо перекашивается.

— Наверно, у них… пластмассовые елки, — писклявит Терье.

— А вот и нет!

Лицо Терье каменеет.

— А вот и да! — рычит он.

В ответ я лишь мотаю головой и иду дальше, к дверям центра. Они почему-то не раздвигаются. Стоят, как спаянные. Я отступаю на шаг, подпрыгиваю и машу руками, чтобы помочь датчику меня увидеть, но бесполезно. Двери не открываются.

Вдруг внутри начинают гаснуть огни, и вот уже полная темнота, только горит елка и блестят украшения на ней. Перед хижиной Юлениссе никого нет. Где-то в глубине коридора бродит охранник, и больше ни души.