Эмилиян Станев - Похититель персиков

Он взял ее под руку.

— Не будем говорить об этом, — сказала она.

— Все же объясни мне…

— Что?

— Ну, эту перемену… Отчего ты замкнулась в себе, стала чужой?

— Тебе кажется.

— Нет, я не ошибаюсь. Ты что-то скрываешь, — настаивал он.

— Это ты переменился! Стал раздражительным, все молчишь, глядишь исподлобья. А я все такая же.

— Нет… — проговорил он, тяжело припадая на больную ногу. — Ты теперь другая… Ты отдалилась от меня. Я это ясно вижу… Что касается меня, то не могу же я быть весел, когда дела идут как нельзя хуже. Бог весть, что нас ждет осенью. Мы с трудом удерживаем фронт…

Она не слышала, что он говорил дальше, потому, что у нее тотчас мелькнула мысль: «Да, осенью… Бог весть, что будет осенью, когда он уедет!» — И снова ее охватил страх перед будущим. На мгновение ей подумалось, что у нее не хватит решимости и она так и останется здесь с этим мужем, который сейчас ковыляет за ней, уцепившись за ее руку. Сердце сжалось от дурного предчувствия. Оно вселило в нее тревогу, омрачило надежду.

— Пойдем быстрее, — сказала она. — Мне нездоровится.

— Ты простудилась, — заметил он и продолжал излагать свои опасения и прогнозы относительно исхода войны, но его слова не доходили до ее сознания. Ей хотелось поскорее очутиться дома, лечь, отдаться своим мыслям и отогнать предчувствие, от которого ныло сердце.

Ночью она долго лежала без сна, с закрытыми глазами. Не хотелось видеть мрачную комнату с низким потолком, слышать тяжелое дыхание мужа и стон сверчков, такой безнадежно-тоскливый, что ей казалось, будто она обречена навечно оставаться в этих каменных стенах, в глуши и одиночестве. Память воскрешала отрывочные эпизоды ее супружеской жизни. Она мысленно перенеслась в свой городской дом, где не была уже целый месяц. Все это связывало ее, в этом было ее прошлое, то, что составляло до сих пор содержание ее жизни. Чтобы подавить свои колебания, Элисавета подумала о пленном. Только его образ высвобождал ее из цепких уз прошлого.

«Как я малодушна, — упрекнула она себя, засыпая. — А тяжело мне потому, что в глубине души я уже порываю с прошлым…»

Август подходил к концу, но жаркие дни тянулись по-прежнему, однообразно сменяя один другой. Только по утрам теперь не выпадало росы и бывало зябко, как будто к земле подкрадывался смертный холод. Над виноградником летали иволги, их отливающие солнцем перья ярко сверкали в прозрачном свете утра. В доме все сильнее тянуло холодом от каменных стен, а запах извести и карболки стал еще острее. На винограде облетели листья, и спелые гроздья синели среди пожелтевших лоз.

Эпидемия в городе все разгоралась, и настроение у полковника было прескверное. Он приезжал злой, заглядывал в газеты и тут же с отвращением бросал их. Правительство Малинова, [7] Малинов Александр (1867–1938) — болгарский буржуазный политический и государственный деятель, лидер Демократической партии. В 1918 г. возглавил правительство, которое привело страну к поражению в первой мировой войне. которое, по его расчетам, должно было исправить положение, ничем не отличалось от правительства Радославова. [8] Радославов Васил (1854–1929) — болгарский государственный и политический деятель, лидер Либеральной партии (радославистов). Противник сближения Болгарии с Россией. В 1913–1918 гг. возглавлял правительство, вовлекшее Болгарию в первую мировую войну. После Владайского восстания бежал в Германию. Офицеры, прибывшие с македонского фронта, рассказывали о безнадежном состоянии оборванной, голодной армии, о том, что неприятель после майского наступления занял выгодные позиции под Яребичной и готовится нанести оттуда решающий удар. В эти критические дни немецкое командование продолжало отводить с фронта последние батареи тяжелой артиллерии, а также оставшиеся немецкие части, без стеснения нарушая военный договор, и, пользуясь кондоминиумом, [9] Кондоминиум — совместное осуществление на данной территории государственной власти двумя или более государствами. В годы первой мировой войны Болгария заняла Северную Добруджу, во условия кондоминиума распространялись и на южную часть этой исторической области. грабило Добруджу. Немецкие и австрийские эшелоны с продовольствием беспрепятственно пересекали западную границу страны, в то время как народ Болгарии и ее армия голодали. В тылу коррупция и спекуляция приняли невиданные размеры, от чудовищной дороговизны страдали даже офицеры, месячного жалованья которых теперь хватало только на десять катушек ниток или на бидон керосина. В то время как правительственные газеты пестрели ура-патриотическими статьями и призывами, министры делали успокоительные заявления, выражая надежду на скорый мир, а ставка втайне готовилась бросить в наступление истощенных, разутых, раздетых солдат, которые должны были штурмовать занятые неприятелем высоты.