Илга Понорницкая: Эй, Рыбка!

«Это я?» — думаю я, слушая ее.

— Ты представляешь, что он мне сказал! — по новой начинает мама рассказывать отцу и тут же кидается теребить меня:

— Просто не знаю, доча, гордиться мне тобой или стыдиться за тебя!

Тут папа вспоминает, что надо занять денег у соседей, пока они тоже не убежали на завод. Такой порядок. Хочешь показать, какой у тебя ребенок умный — сначала заплати денежки. Без них не обойдется ни одна олимпиада. Это называется «родительский целевой взнос».

Мама собирает мои вещи. Я с тоской думаю, что Ирка с Бобровым будут ждать меня, а, не дождавшись, сами пойдут «к свиньям» или «к психам»…

Одна надежда — что учитель не найдет в городе других ребят и ему придется признать, что Ирка и Бобров тоже удивительные дети… И если они с ним согласятся…

Но ничего подобного…

Из нашего класса попали только я и Генка Минаев.

Генка — хороший ученик. Что ему остается еще? Только зубрить уроки. Минаевым плохо быть. И мной, получается, быть плохо. Ладно, не видят Ирка с Бобровым. Они стали бы надо мной смеяться.

Кирпич ведет нас на автовокзал.

Я иду по улице с двумя высоченными мужчинами. Кто поверит, что один из них — мой одноклассник?

Позади нас идут девчонки из «Б»-класса. Сразу четыре. В их классе у Кирпича улов побольше.

Я чувствую лопатками недобрые взгляды. С «бэшками» мы не дружим. Мы их не любим, они нас, а меня их староста, Наташа Ярцева, не любит больше всех. Только увидит — сразу же сузит глаза и скривит губки. Как сейчас.

— А, дурочка! И ты здесь? — нисколько не стесняясь Кирпича.

Когда-то, в прошлом году, я сделала одну глупость.

То есть я спросила у Наташки одну вещь.

В сентябре у нас был общий кросс. Вместе с «бэшками».

После каникул я заметила, что многие девчонки изменились. Впереди у них теперь как будто что-то было. Или кто-то был. Когда Наташка бежала или прыгала, там, под футболкой у нее, как будто тоже прыгал, бился, мечтая вырваться наружу, какой-нибудь зверек.

Я знала, что это — новая часть тела, которая вырастает со временем у всех у всех, кому досталось родиться девочкой.

Дома, когда никого нет, сняв платье, я подолгу рассматривала свою плоскую грудь, маленькие светлые соски — такие же, как всегда. Неужто у меня — вот здесь и здесь — вырастут новые части моего тела? Продолжение меня… Как мне будет с ними? Могут ли они болеть? Не больно ли, когда они, как у Наташки, бьются, скачут, когда бежишь?

И главное, что меня занимало — можно ли ими шевелить? Ведь если это — продолжение меня, то, наверно, можно. Разве у меня есть какая-нибудь часть тела, которой я не могла бы шевелить?

Но взрослые женщины всегда прячут под одеждой эти части тела. Если их кто-нибудь увидит — будет стыдно. И это не казалось мне странным до тех пор, пока такие же части тела не стали появляться у моих сверстниц. Зато теперь я наблюдала за своими повзрослевшими соученицами, и меня просто распирало от любопытства.

Наконец — в тот день, во время кросса — я подошла к Наташе Ярцевой. У нее это было больше, чем у всех.

— Наташа, — сказала я. — Обещай мне ответить на один вопрос. Это очень важно.

— Ну, обещаю, — покровительственно отозвалась Наташа.

Ободренная, я ткнула пальцем в ее грудь.

— Ты можешь этим шевелить?

У Наташи стало такое лицо, точно ее внезапно ужалила пчела.

— Ты дура, что ли? — спросила она меня.

— Я только хотела узнать…

Наташка не слушала.

— Ты дура! Дура!

У нее началась настоящая истерика. Она кричала, что девчонки из моего класса ей говорили, что я, точно, дура, что у меня грязные коленки, а зимой рейтузы собираются в гармошку, и туфли у меня как для детского сада, и что мне просто завидно, что у нее много дорогих вещей. Таких, как носят взрослые.

Не понимая, я выслушала ее, а после примирительно сказала:

— Ты что, обиделась? Это не потому, что ты — «бэшка». Я только хотела узнать, можешь ты этим шевелить или нет?

Наташа вдруг заплакала и побежала от меня куда-то за угол школы. Я так и не поняла, чего это она.

С тех пор прошел целый год. Ирка давно успела мне объяснить, что шевелить этим ни у кого не получается. Она сама спрашивала у девушки, которая была подругой ее отца в прошлом году. И та сказала: «Даже не мечтай».

Нельзя так нельзя!

Но до сих пор еще, только увидев меня где-нибудь, Наташка всегда кричала мне издалека:

— Ты дура! Дура!

И вот теперь мне предстояло провести в ее компании целых два дня.

Конечно, в лагере я сразу постаралась прибиться к каким-то незнакомым девочкам. Но они только и знали обсуждать, как готовились к этой олимпиаде. А я ведь не готовилась к ней ни минуты. Меня охватил страх, и не зря, как выяснилось. Когда пришло, наконец, время олимпиады, я опозорила всю школу. Так сказала Наташа Ярцева. И все другие «бэшки».