Илга Понорницкая - Эй, Рыбка!

Сашка Бобров сразу просекает, чья это работа. Все думают на него, но он ведь точно знает, что не собирал он этих тараканов. А кроме него придумать такое могла только Ирка.

Которая никогда не расстается со мной.

Бобров хочет теперь ходить вместе с нами. А я — против. Я не хочу делить Ирку с кем-то еще.

Бобров все же привязывается к нам и не отстает. Иногда мы обманываем его, что встретимся где-нибудь, а сами не приходим, или удираем от него, петляя по кварталам в старой части города. Это называется «отделаться от хвоста». А иногда все же берем его с собой.

Приходит лето, и втроем мы обшариваем все окрестности. Находим загородную ферму, и теперь, когда захочешь, можно пойти к свиньям. Мы так и говорим:

— Пойдемте к свиньям!

На ферме никогда нет взрослых. Вообще, нет людей. Переступая по навозной жиже, мы что-то кричим хавроньям и поросятам.

Дальше, по дороге, идет птицеферма. Куры несутся прямо в пыли, среди бурьяна. Мы ищем яйца, чтобы подкрепиться. Ирка научила меня пить сырые яйца, и Бобров пьет.

Если за птицефермой свернуть в овраг, подняться на ту сторону, а после идти, никуда больше не сворачивая, попадешь прямо в сумасшедший дом. У них хорошая спортивная площадка, и есть качели. Но трудно перелезть через забор, и взрослые следят, чтобы не было чужих. Дети, наши ровесники и старше, остриженные наголо, прыгают за решетчатым забором — и мы прыгаем с другой стороны, и все кругом кричат и хлопают в ладоши. Все радуются друг другу просто так — ужас, как весело!

В сумерках мы идем через школьный двор, мимо теплицы, и я рассказываю друзьям про рыб. И сразу становится легко, как будто рыбы в запущенном аквариуме жили где-то внутри меня, и мне было тяжело носить их в себе. А теперь о рыбах знают Ирка с Бобровым. Неужто от этого может быть так хорошо?

— Пойдемте, посмотрим на них! — предлагает Ирка.

Она проучилась в нашей школе какой-то месяц. Но единственная из нас она знает, где именно в окне теплицы отодвигается одно стекло…

Мы друг за другом протискиваемся вовнутрь. Свет зажигать боязно. Сонных рыб почти не разглядишь в зеленой жиже. Какая вонь!

Ирка предлагает сменить воду.

Под стеллажами отыскивается шланг, телескопов мы ловим в три пары рук и пересаживаем в какое-то ведро. Потом впускаем их в прозрачный, вычищенный дом, и они кружатся там с высоко поднятыми спинными плавниками. Ирка говорит, что это у рыб — признак отличного настроения.

В куче компоста позади теплицы мы выкапываем дождевых червей. Ирка достает перочинный ножик и рубит их на мелкие кусочки.

Отныне к нашим прогулкам, цели которых обозначались коротко: «К свиньям» или «К психам», — добавляется третья: «К рыбам». К рыбам ходить гораздо ближе, чем в свинарник или в сумасшедший дом, но куда рискованней. Нас может заметить школьный сторож. Подкараулит — а потом не так уж трудно будет выяснить фамилию и класс.

Каждый вечер, приходя в теплицу, мы замечаем, что с утра здесь кто-то был. Какие-то семена снова разложены для просушки. Что-то передвинуто, какая-то рассада выкопана и посажена снаружи, а кое-где в ящиках поднялась новая. Где-то семена еще не взошли, но нет никаких сомнений, что они набухают там, в земле, и ростки вот-вот вырвутся наружу. Каждый раз все, что надо, обильно, щедро полито. В каждой мелочи проглядывает неустанный, вечный контроль со стороны ботанички Светланы Павловны. Какой-то класс проходит летнюю практику. Скоро и наша очередь. Даже в каникулы нас не оставляют в покое.

Однажды мы влезаем в теплицу, как всегда, и бежим прямо к рыбам. Но как же… Пустой аквариум лежит на боку.

— Где рыбы?! — кричу я.

— Здесь рыбы, — отвечает Ирка.

Маленькие грядки щедро политы. Все как всегда. И на одной в черной земле я вижу черных телескопов. Еще не высохших, только чуть-чуть подсохших на воздухе. Все как один — с широко раскрытыми ртами. Как будто они пытались звать на помощь.

— Это все равно, как если нас бросить в огонь, — говорит Ирка. — Кому-то захотелось, чтобы им было больно… Но только почему?

— А между прочим, с утра в микрорайоне нет воды, — припоминает Бобров. — Мамка с утра стирать хотела — и говорит: ан нетуть…

— Они черпали воду в резервуаре, — соображает Ирка. — А когда им стало далеко доставать, они взяли аквариум…

Дальше, наверно, я перестала соображать. Была минута, когда не было ничего. Не было меня, и не было друзей, стоявших рядом. Не было моих родных, ждавших меня дома с ужином. Были мои рыбки, телескопы, умершие в жирной, все время удобряемой земле. Я помню, что сидела под стеллажом, вцепившись в железную подпорку. Две пары ног с грязными коленками переступали рядом. Ирка с Бобровым не знали, что делать. Их коленки были на уровне моего лица. Не думая, что это стыдно, я громко плакала, кричала, грозила кому-то и снова плакала, понимая, что ничего не смогу сделать…