Когда мы наконец выбрались на дорогу — плантации сахарного тростника были обширными, — уже смеркалось. В доме тетушки Киен мелькал огонек лампы. Отбившийся от матери маленький буйволенок жалобно, кричал у тутовой рощи. Над горой Тюа и холмом Котанг начинали мерцать первые звезды.
Островитянин сменял свой берет на пару воробьев и впервые появился в классе с непокрытой головой. Тут-то наши ребята и увидали, что без беретки он ничем не отличается от нас.
— Похоже, Островитянин вовсе не морской дикарь, — переговаривались между собой ребята. — Он тоже наш. Только чуточку другой…
Некоторые сомнения, хоть и небольшие, еще оставались. Например, было непонятно, откуда Островитянин, который жил на заброшенном острове далеко в море, так хорошо знает все наши деревенские дела? Он разбирался не только в шелководстве, но и в том, как добывают сахар из сахарного тростника. Этим промыслом издавна занимались у нас в Хоафыоке, а Островитянин знал назубок, как все делается.
Или, например, показывая на дерево шунг [21], он говорил пастушатам:
— Вон там, наверху, есть большое дупло.
Пастушата, раздобыв лестницу, забирались наверх посмотреть и действительно находили среди ветвей большое дупло.
Ребятам хотелось хоть на чем-то его подловить и уличить в незнании, и кто-то спросил:
— А на том берегу реки, там, куда я показываю, какое село стоит?
Но Островитянин и это знал.
— Прямо перед нами, — отвечал он, — село Кубáн, а чуть пониже — рынок Латхáп.
— Нет, там деревня Виньчинь, — заспорил я.
Кто-то другой сказал, что там деревня Милыок, после чего все мы разбились на три группы, каждая из которых упорно твердила свое.
Каждый считал, что прав именно он, и свою правоту доказывал до хрипоты в горле.
На наше счастье, как раз в это время мимо проходила жена Кием Шаня.
— В детстве я жила в Кубане, — сказала она, — а потом вышла замуж, переехала сюда в Хоафыок. Островитянин правильно показывает. Кубан как раз там находится.
Островитянин знал также, что на рынке в Латхап продают много буйволятины и батата, что в Милыоке лесничество и там продают хорошую строительную сосну, а в лесничестве работает старик с редкой бороденкой. Показав немного ниже по течению, Островитянин прибавил:
— Вон там, как раз в том месте, где растут два высоких баньяна, деревня Лечáть. Наше село с незапамятных времен ведет с этой деревней земельную тяжбу. Наши считают, что земли Хоафыока начинаются от тех двух баньянов. А жители Лечатя говорят, что граница их села — это река Тхубон. Когда-то даже кулачные бои из-за этого бывали. Хоафыок нанял силачей, которые убили пять человек из Лечатя. Из уезда специально приезжал чиновник разметить границы между селами, но жители Лечатя его избили и выгнали! Чиновник пустился бежать, но упал в реку и вымок, как мышь. Жители Лечатя догнали его, связали и так, связанного, отдали властям в провинции. После того случая сюда пришли солдаты, открыли стрельбу и схватили нескольких крестьян. Только тогда жители Лечатя немного притихли.
Пастушата слушали Островитянина с широко раскрытыми глазами. Никто и предполагать не мог, что он столько всего знает. Ведь все это было очень давно, откуда же ему известно?
— На рынке в Куангхюэ тебе что больше всего понравилось? — спросил его кто-то.
— То, что сейчас рынок этот куда лучше, чем прежде, — ответил он. — Когда-то там раздавали милостыню. Раньше, едва станет смеркаться, в Хаофыоке начинали звучать цимбалы и гонги и глашатай объявлял: «Завтра высокий чиновник прибудет на рынок Куангхюэ раздавать милостыню бедным. Кто голоден, идите на рынок Куангхюэ!» Жители окрестных деревень обмазывались сажей, надевали лохмотья и шли на рынок. Шли даже те, кто совсем не голодал, но каждый старался прикинуться нищим, больным и немощным, чтобы получить свою долю милостыни. У бамбуковых ворот рынка было целое столпотворение, всем хотелось быть первыми, побыстрее получить отметину сажей на лбу. Есть такая отметина — значит, получишь свою плошку рисовой похлебки.
— Надо же, — закричали пастушата, — рассказывает так, точно сам когда-то ходил получать эту милостыню!
Поначалу мы Островитянину даже не поверили. Но потом спросили у взрослых. Оказалось, все, о чем он рассказывал, было правдой.
В классе учителя Ле Тао ребят все прибавлялось. Теперь уже нам приходилось расстилать циновки и садиться даже на веранде.
Когда мы выучили все стихи поэтов-патриотов, учитель стал записывать нам песни. Мы и их выучили.
Читать дальше