Николай Егоров - Утреннее море

А что, если дикарем поехать в Крым или в Сочи? Не студент уже, чтобы часами выстаивать полусъедобный обед в кафешках, тесниться на запруженном народом пляже, спать в случайном доме, а то и в дощатом сарае, выкладывая скудные свои рубли за продавленную раскладушку…

Виль пододвинул отпечатанное на тусклой бумаге инструктивное письмо по экономному использованию топливных ресурсов — к концу дня оно, сокращенное и выправленное, должно лежать на столе заведующего отделом. «Вкалывай, брат, — сказал он себе. — Смирись!»

И тут позвали к телефону.

— Баканов говорит, — доверительно пророкотала трубка. — Подойди ко мне в профком, срочно нужен.

В ухо торжествующим колокольчиком зачастил сигнал отбоя. Неужто нашлась, появилась, подвернулась горящая… одна-единственная горящая путевочка? Чудес на свете не бывает, но что стоит судьбе сотворить маленькое чудо из листочка плотной бумаги, сложенной вдвое и украшенной семью бледно-голубыми буквами «Путевка»? Ну, что ей, судьбе, стоит, в самом деле?! Застегнув пуговицу и подтянув галстук, кинулся к двери. Опомнившись, вернулся, сдернул со спинки стула и надел пиджак — чем лучшее впечатление произведешь на председателя профкома, тем больше шансов на то, что именно тебе, а не другому выделят, вручат, подарят горящую путевочку, если таковая окажется.

У входа в завком задержался, чтоб провести по лицу платком, вытирая капли пота и смахивая следы улыбчивой надежды, которая ненадолго, но широко растянула щеки. В кабинет председателя он вошел спокойно и независимо.

Баканов, седой, костистый, угловатый, сутулился за столом, а у окна, спиной к свету, сидел массивный лысый дядька в тонком черном свитере и серых брюках. Пространная плешь его успела загореть. Под носом топорщились светлые усы. Уши были смяты и приплюснуты к голове — судя по ним и мускулатуре, дядька в молодости занимался борьбой.

Чуть приподнявшись, Баканов пожал Вилю руку, предложил сесть на стул перед столом, радостно спросил:

— Тебе, Юрьев, двадцать четыре стукнуло? — и повел глаза в сторону дядьки — для него задавал вопрос. — Ты у нас комсомолец? Инженер? Спортсмен? В заводской спартакиаде по каким видам выступал? По бегу, по плаванию, по…

— По всему комплексу ге-те-о.

— Вот-вот, по комплексу — от и до! — воскликнул Баканов и всем телом повернулся к дядьке. — Я ж тебе говорил, его хоть плавруком, хоть физруком, хоть вожатым — молодой, энергичный, инициативный. Неженатый. Бездетный.

Он сделал паузу — давая дядьке время разглядеть Виля.

— Вы что, сватаете меня? — рассердился Виль. — Так прежде познакомили бы с тем, кому открываете мою подноготную!

— Горяч, ох, горяч, — добродушно осклабясь, Баканов вышел из-за стола. — Сейчас сведу-познакомлю, сейчас! У этого свата невест знатно! Так сказать, многочисленная у него невеста! Полагаю, она понравится тебе… Слыхал я, что нынче твое заявление на путевку без внимания осталось. Что ж, на всех нам не дают, приходится кого-то ущемлять, приходится… А невеста-то на самом черноморском берегу!

Баканов снова сделал паузу — теперь давал Вилю время осознать, что неведомая многочисленная невеста располагается не где-нибудь, а на желанном берегу моря.

Виль поднялся, пожал плечами. Баканов отечески, будто и вправду сына женил, подтолкнул Виля в спину, к бывшему борцу подвел. Тот медленно выпрямился, протянул широкую и жесткую, но осторожную руку, негромко назвался:

— Капитонов Иван Иванович.

— Сядем, — пригласил Баканов. — Сядем, и я тебе все обскажу и про свата, и про невесту.

Виль опустился на стул рядом с Капитоновым. Баканов сел возле, положил руку на плечо Виля.

— Иван Иванович обыкновенно работает в отделе снабжения. Экономистом. А на лето мы его в пионерлагерь бросаем — начальником. Значит, сейчас он начинает преобразовываться из экономиста в начальника пионерлагеря. Тот лагерь и есть невеста… Ты пионером был? В лагеря ездил? Нравилось?

— Ну, нравилось…

— Это хорошо, что нравилось. В самый раз это. Значит, нет никакого у тебя резона отказываться от должности плаврука.

— От какой?

— Плаврука. Рекомендую тебя и прошу: хоть на одну смену поезжай. А на три согласишься — премируем. Осознаешь: все лето на море и премия вдобавок! Чудеса, да и только!

Ошарашенный, Виль невольно пробормотал:

— Чудес на свете не бывает!

— Бывают, еще как бывают! Вместо путевки на две или на четыре недели тебе предлагают почти три месяца на море с сохранением зарплаты и с гарантией премии.