Михаил Шмушкевич - Два Гавроша

— Господин Грасс! Господин Грасс, остановитесь! — наперебой звали его Павлик и Жаннетта.

Он обернулся. Устремил на них отсутствующий взгляд и, махнув рукой, поплелся дальше.

Из-за поворота вынырнули на мотоцикле два эсэсовца. Ребята скрылись в подворотне. Гитлеровцы, приняв Грасса за пьяного, замедленным ходом проехали мимо.

Вскоре к Павлику и Жаннетте присоединился Антуан Бельроз. Теперь они втроем догоняли немца.

Услышав позади себя торопливые шаги, тот остановился.

— Простите мою Алину, — взволнованно заговорил шофер. — Ее брата повесили фашисты. Простите…

Грасс грустно улыбнулся. Заглянув в полные тревоги глаза Бельроза, он сказал:

— Я не обижаюсь. Ваша жена права. Весь мир теперь презирает нас. Человеку, которому мы принесли столько горя, столько несчастий, трудно разобраться в том, какой немец хороший, а какой плохой. Прощайте!

— Не уходите! — умоляюще произнес Антуан Бельроз. — Алина готова извиниться перед вами.

— Господин Грасс! — глаза Жаннетты наполнились слезами.

Немец ласково потрепал ребят и крепко пожал руку шоферу.

— Спасибо, дорогие. Всем вам спасибо. Французы — народ хороший, отзывчивый. Я их знаю и люблю. Но возвращаться не стоит. Извините меня, господин Бельроз.

— Тогда я пойду с вами, — произнес сдавленным голосом Павлик.

— И я, — подхватила Жаннетта сквозь слезы. — Мы вас очень-очень любим. Вы… — У нее в горле словно что-то застряло. Она заплакала навзрыд.

— Не плачь, милая девочка, — успокаивал ее Грасс. — Мы еще непременно встретимся. Смотри не обижай Павлика. Ну, я пойду, а то народ собирается, да и эсэсовцы могут нагрянуть. Прощайте, друзья!

По улице Святого Флорентина двигалось траурное шествие. Играл духовой оркестр. Медленно ехал длинный автобус — катафалк с закрытым гробом, заваленным венками. Прохожие останавливались, снимали шляпы, с любопытством разглядывая шедших за гробом и стараясь определить, кто умер — молодой или старый.

По-моему, покойник еще молод. Ему не больше сорока пяти лет, — обратился сгорбленный старик к остановившемуся рядом с ним пешеходу.

— Почему вы так думаете?

— Взгляните на ту даму и двух мальчишек, что идут рядом с ней, и вы согласитесь со мной, — ответил старик, который был не прочь пофилософствовать. — Нетрудно также догадаться, что семья покойного жила довольно бедно: женщина одета кое-как, а дети — настоящие оборвыши, уличные воришки.

Жаннетта, услышав последние слова, толкнула Павлика локтем.

— Слыхал, что старик сказал? — наклонилась она к нему.

— Какой старик?

— Вон тот, что на нас с тротуара глазел.

— Не болтай! — оборвал ее Павлик и напустил на себя такой печальный вид, что девочка не выдержала и прыснула.

— Жаннетта!

— Молчу!

Когда траурная процессия пересекла площадь и свернула в боковую улицу, Жаннетта снова оживилась. На этот раз, засунув руки в карманы, она стала насвистывать песенку Паганеля.

Мать дернула ее за рукав.

— Жаннетта, перестань! — проговорила она испуганно. — Сейчас же!

К ним приближались два немецких офицера. Один из них вышел вперед и поднял руку. Оркестр умолк, катафалк остановился.

«Он сейчас прикажет поднять крышку гроба», — заволновалась Мари Фашон, но, вспомнив, что в процессии участвуют двое полицейских — коммунисты Лесюэр и Берто, — немного успокоилась.

Лесюэр подошел к немцу, козырнул.

— Кого хороните? — покосился гитлеровец на небогатый гроб.

— Моего шурина, господин майор. Даниэля Пеги. Язвенное кровотечение… улкус сангвинолентум, господин майор. Вот его семья — жена, дети, — указал Лесюэр на Мари Фашон, Жаннетту и Павлика,

— Мой папа умер, — тоненьким, слезливым голоском подхватила Жаннетта, — Я осталась бедной сиротой, господин майор!

Немец оглядел ее с ног до головы. Длинные, не по росту, заплатанные штаны, спускавшиеся на ноги гармоникой, женская клетчатая кофта, рваный голубой шарф и старое кепи с помятым козырьком, из-под которого выбились взлохмаченные волосы, вызвали у него брезгливую улыбку. Он перевел взгляд на Павлика, но и тот выглядел не лучше.

— Можно! — махнул рукой немец.

Траурное шествие двинулось дальше. Оно вступило в рабочий квартал,

— Ну и ослы эти боши! — всплеснула руками Жаннетта. — Их так легко обвести вокруг пальца!

— Напрасно ты так думаешь, — возразил Павлик.

— Вечно ты со мной споришь! — накинулась на него Жаннетта.