Мария Прилежаева - Семиклассницы

Дарья Леонидовна собрала недочитанные письма и сказала:

— Теперь у Жени осталась только бабушка и мы.

Поезд подошел к перрону московского вокзала в 9.30. Он подошел медленно, и паровоз шумно пыхтел, словно переводя дыхание после длинного и утомительного пути. Из вагонов выходили люди, таща за собой чемоданы и тюки, и кричали женщинам в белых фартуках:

— Носильщик! Носильщик!

Некоторых встречали; звонкие поцелуи и восклицания слышались здесь и там.

Девочку в белых деревенских валенках, желтой дубленой шубе и цветастом полушалке, повязанном назад, концами, никто не встречал. Девочка сошла на платформу, поправила на спине мешок и огляделась по сторонам, разыскивая дяденьку попутчика, на которого в дороге была вся надежда. Однако дяденька попутчик давно уже взвалил чемодан на плечи и смешался с толпой.

Девочка в цветастом полушалке была Феня.

Она стояла у вагона, беспомощно озираясь. Ее толкали. Она пятилась назад, ее все равно толкали. «Батюшки, — думала Феня, — народу кругом! И все чужие». Потом она заметила лужи на деревянной платформе. «Трое суток ехали, все зима была, а в Москву приехали — зима кончилась».

Феня привыкла делиться с кем-нибудь своими мыслями и впечатлениями, но никому не было до нее дела, и она почувствовала себя одинокой. Феня хорошо помнила, что нужно сразу идти в метро. Она энергично поправила мешок на спине и затопала по платформе, старательно обходя лужи. Она шла вместе с людьми и незаметно для себя тоже стала спешить, словно ей нужно было кого-то догнать или перегнать. Она увидела над дверьми надпись «Метро», и ожидание небывалых чудес прибавило ей бодрости. «Сейчас поедет», подумала она, став на ступеньку лестницы, но лестница не ехала, хотя Феня постояла немного, ожидая — а вдруг поедет.

«Вот и наврали интернатские! — с досадой и разочарованием подумала Феня. — С ними по-хорошему, а им бы только озоровать да пересмеивать. Увижусь — скажу».

В метро люди, бежали еще шибче. Все обгоняли Феню и не обращали на нее никакого внимания. Только некоторые барышни оглядывались на нее. На барышнях надеты были шапочки, такие маленькие, что едва закрывали половину головы. Феня знала, почему барышни оглядываются. Собирая ее в Москву, мамка открыла сундук. Сундук был старинный, дедовский, и отпирался со звоном. В нем хранилась мамкина девичья сряда, полотенца, расшитые петухами, и кружева своей вязки. Мамка достала со дна самый красивый полушалок бордового цвета, с разводами и золотыми цветами. Феня повязала полушалок и не могла оторваться от зеркала, любуясь собой.

— Не осрамись там перед людьми, — сказала мамка.

Но Феня и не собиралась срамиться. Уж если приехала в Москву, как-никак, а доберется до Леньки.

Проверяя билеты, контролёрша в форменной тужурке с блестящими пуговицами тронула Фенин мешок и закричала:

— Картошка? Нельзя! Обратно!

— Какая картошка? — закричала Феня в ответ. — Да нешто я повезу из Нечаевки картошку!

— Нельзя! Нельзя! — повторила контролерша. — Здесь тебе не трамвай.

Феня вцепилась в рукав контролерши и принялась умолять, стараясь подбирать вежливые выражения:

— Барышня, миленькая! Пощупай — нет там никакой картошки, там лепешки одни, мамка для Леньки напекла. Я и дорогу-то одну только через метро знаю. Что же мне пропадать теперь? Ах ты, беда какая!

Контролерша сжалилась, и Феня пустилась бежать что есть духу, чтоб не повернули обратно. Она испугалась, что вот с ней чуть было не случилась беда какая, и не могла успокоиться. К платформе сразу подлетели два поезда, с той и другой стороны, оба блестящие, без паровозов, с яркими фонарями. Феня кинулась к одному, но поезд тронулся и умчался; Феня подбежала к другому, но перед самым носом у нее дверцы вдруг сами захлопнулись, и этот поезд тоже умчался.

Феня, тяжело дыша, прислонилась к каменной колонне. Беспокойство овладело ею. «Ну, как полдня теперь прождешь поезда, а то и до ночи? Да и сходить где, не знаю. Батюшки, а ехать-то в какую сторону, тоже не знаю». Феня подумала, что чуть было не уехала неизвестно куда, и снова у нее заныло сердце. Рядом остановился военный в очках и развернул газету. Фене показалось чудно: чего это он на народе читать принялся, словно дома не начитается! Но все же она осмелилась обратиться с вопросом:

— Дяденька, мне к Кропоткинским воротам где садиться?

Военный промычал что-то, не поднимая от газеты глаз, и кивнул головой:

— Здесь!

— Дяденька, — снова спросила Феня, — а вам куда ехать?