Мария Прилежаева - Семиклассницы

Наташа вошла и виновато заулыбалась.

— Сейчас, сейчас. Я говорю, отвернись к стене. Досчитай до ста и в комнате будет чисто.

— Когда ты приехала, — сказала мама тихим голосом, — ты говорила, что хочешь помогать фронту.

— Да, — насторожилась Наташа, присев на корточки с веником в руках. — Но ты сама велела мне учиться.

— Конечно, учиться. Ты слушай. Я сегодня двенадцать часов простояла на ногах. Мы сдавали срочный заказ для фронта. А пришла домой… вон паутина висит почти до самого стола.

— Мамочка! — взмолилась Наташа.

— Нет, ты дослушай. Ты на всю жизнь составляешь план, а на сегодня назавтра не умеешь.

— Прочитала? — с упреком спросила Наташа.

— Не сердись, — оказала мама, — я ведь не знала, что это такое. Лежит лист и лежит.

— Значит, разорвать?

— Не рви. У тебя для жизни хороший план составлен, но ты про сегодня забыла. Ты еще подумай, Наташенька.

Наташа, хмурясь, посидела на корточках и принялась мести пол, а когда кончила подметать, мама уже спала, положив голову на жесткий валик дивана и плотно сжав рот, около которого резко обозначились две усталые морщины.

Наташа постояла над мамой, потом на цыпочках прошла к столу и нагнулась над своим листом.

— Это и есть самое особенное, — оказала она суровым голосом и приписала к своему плану пункт пятый «Для дома. Жалеть маму больше всех на свете, она работает для фронта, моя самая хорошая мамочка! Когда мама приходит с работы, — в доме чисто, топится печка, кипит чай. С сегодняшнего вечера начнем».

Наташа убрала в портфель свой листок и на цыпочках пошла обметать паутину.

У Даши был свободный от уроков день, но она вышла из дому в обычный ранний час. Под ногами поскрипывал утренний чистый снежок. Где-то за домами поднялось солнце, небо заструилось светом. В сквере на зеленых скамейках лежали пушистые снежные перинки. Голубая сорока с пестрым хвостом прыгнула несколько раз по дорожке, вспорхнула у самых ног Даши и закачалась на голой ветке, словно дразнясь.

«На лыжах бы! — подумала Даша. — Уехать бы куда-нибудь подальше, где самое обыкновенное поле и крыши не упираются в небо, и ветер, наверно, метет через дорогу снег…»

Искушение было так велико, что Даша остановилась в раздумье: сесть разве в трамвай да махнуть на лыжную станцию?

Трамвай звякнул и тронулся. Даша не успела вскочить на подножку.

«Не сегодня, — сказала себе Даша, — но в следующий выходной обязательно».

В деревянной будке она предъявила документ, миновала занесенный снегом двор и вошла в госпиталь. Она остановилась у двери, привыкая после яркого утреннего света к полумраку, в котором не различала предметы, а когда привыкла, разглядела в глубине вестибюля девушку. Девушка лениво и медленно снимала перед зеркалом халат. Она увидела в зеркале Дашу и обернулась. У девушки было бледное худенькое лицо, подстриженные скобкой волосы и темные блестящие глаза.

— Другие продежурят ночь и хоть бы что, — сказала девушка, — а мне всегда утром хочется спать. Как бы приучиться не киснуть после дежурства?

Даша не знала, что посоветовать, и сочувственно вздохнула. Девушка сложила халат.

— Если вам нужен главврач, придется подождать.

— Мне нужен политрук.

— Ах, досада! Политрука тоже нет. Вы слишком рано пришли.

Она надела пальто и покосилась на Дашу.

— Будете ждать?

— Буду, — терпеливо ответила Даша, садясь на деревянный диван. — Я не могу придти в другое время.

— Дело важное? — спросила девушка, берясь за дверную ручку.

— Да.

— Ну что же, — покорным тоном сказала девушка, — придется задержаться, если важное. — Она села рядом с Дашей на деревянный диван и откинулась на спинку. — Рассказывайте. Я политруку помогаю по культчасти, — объяснила она.

Даше понравилась черноглазая девушка с быстрой мальчишеской фигурой и темными волосами, подстриженными скобочкой.

«Хорошо именно с ней сначала поговорить, — решила Даша. — Жаль, она устала, бедняжка».

— Я учительница, — сказала Даша.

— Учительница? — переспросила девушка, недоверчиво осматривая Дашу. — Уж слишком вы… — Она запнулась и добавила: — Я думала — пионервожатая.

Даша покраснела.

— Я учительница, — повторила она сдержанно, чувствуя, все же симпатию к этой темноглазой девушке, с прямым и любопытным взглядом. — Из шестьсот седьмой женской школы. Здесь недалеко.

Девушка удивленно и радостно посмотрела на Дашу.

— Слушайте! Из шестьсот седьмой? Так, может быть, вы Дарья Леонидовна?