Мария Куликова - Пистоль Довбуша

— А ты не бойся, Дмитрик! — Маричка догадалась, что творится у него в душе.

Он опять поднял голову. На него смотрели три пары добрых глаз.

— И чего нос вешать? — продолжала девочка. — Бабка Ганна тебя вылечит! Я вон как болела, а теперь хоть бы что!

Мишка прижался губами к его уху:

— Красная Армия скоро к нам придет. Там знаешь какие дохтура есть! Как волшебники! Ого, они тебя вылечат! Если б моя мама дожила, ее тоже вылечили б…

— А моя бабуся меня сама лечит, вот треснуть! — заявил Петрик тонким голоском. — Вот я зимой болел, а она утиным яйцом по голове водила-водила, шептала-шептала. Потом разбила яйцо, вылила в стакан. И там я свою болезнь увидел. Вся болезнь в яйцо ушла!

Дмитрик улыбнулся. Ему показалось, что у него прибавляется силы. Вот и стоять на ногах уже легче.

— Слушай, Дмитрик. Приходи ко мне послезавтра. Сможешь? Есть одно дело, — заговорщически прошептал Мишка.

Дети ушли. Дмитрик стоял, молча прижимая к груди два теплых комочка — двух голубей. Потом, вспомнив о чем-то, он бережно накрыл голубей ситом, а сам пошел в кладовушку. Набрал миску муки и направился к Марье:

— Вот вам, тетю… Ма… Марье… — больше он ничего не смог сказать.

Пожилая женщина подошла к нему. В уголках ее глаз блестели слезы.

— Вот ты и встал, голубе мой!

Она не один вечер просидела у его изголовья. Дмитрик в горячке звал нянька, ее, мальчишек, только не маму…

Поланя вся в слезах забежала как-то к соседке вечером:

— Идите, Марье, к нам. Горит весь мой сынок, вас кличет!

Ей было страшно и обидно, что сын шарахается от нее, когда она подходит к нему, отворачивается.

Поланя почувствовала к Марье еще большую неприязнь, считая ее виновницей всех своих бед.

— Вот ты и поправился! — Марья взяла муку. Она знала: лучше сейчас не перечить мальчику. — Спасибо, голубе. Ты приходь ко мне почаще!

— Я бу… буду приходить!..

Дмитрик выполнил свое обещание. Он часто навещал старую Марью. Мальчик рассказывал ей то, что не смог бы поведать матери: о своих друзьях, мечтах. О том, что посадил три яблоньки. Одну — для нянька, другую — для Антала, а третью — для сына деда Микулы, Андрея. Может быть, они еще вернутся… Марья тоже верила в их возвращение.

Одно только омрачало эти вечера: Дмитрика мучило сознание своей вины. Ведь он столько причинил горя этой доброй женщине, от которой увидел за несколько недель больше ласки, сочувствия, чем от матери за все последнее время.

Вина так угнетала его, что он не выдержал однажды, сказал Марье:

— Если б вы з… знали, тетю Марье, что я на… натворил. Я дядька Антала жандарам…

— Не надо, голубе! — Женщина подошла к нему, положила руку на его голову. — Не надо. Я все знаю. Твой нянько мне тогда рассказал…

Дмитрик побледнел. Она знала! Знала и не прогнала его! Он выскочил на улицу. Хотелось побыть одному. О чем он только не передумал в тот вечер! Как хорошо и легко жилось бы на свете, если б все были такими, как тетя Марья, дедо Микула, Мишка, Маричка…

Ягнус сначала не придал значения тому, что Анци нет на кухне. Но она все не появлялась, и его охватило подозрение.

— Где Анця? — спросил он Мишку, плотно закрыв за собою дверь.

— Не знаю. Вышла, — ответил пастушок, деланно зевая.

Через полчаса Ягнус опять зашел в кухню, уже более настороженный. Он пронзил Мишку колючим взглядом и вышел.

Мальчик прислушивался к каждому шороху, к каждому шагу на улице. «Вдруг сейчас Анцю приведут, раненую… Тогда я убегу в лес!»

Постепенно шум в большой комнате стихал. Пьяные офицеры уснули. А капитан Фекете в сапогах, в пыльном мундире развалился на перине. Он везде чувствовал себя хозяином.

Ягнус слонялся по дому темнее тучи. Дорого же стоит ему это знакомство с капитаном. Сколько гонведы сена забрали для лошадей, а сколько офицеры водки выпили, кур съели! Убытки! Кругом убытки!

А тут еще батрачка исчезла, будто сквозь землю провалилась. Не она ли вышла из села? Не в нее ли стреляли? А что, если в его собственном доме жила партизанка?

Ягнус вскочил как ужаленный. Опять направился к кухне.

Мишка, услышав его шаги, положил руки на стол, лег на них и сделал вид, что спит. Нет! Ягнус не должен заметить его волнение. Ни за что!

Хозяин грубо толкнул его. Мишка что-то промычал, мотнул головой и опять спокойно засопел. Ягнус крепко схватил его за плечо, затряс изо всей силы, прошипел:

— Это она вышла из села? Говори, змееныш!

— А что я, пане, знаю! Сказала: «Прислуживай здесь за меня, а я сейчас приду». И не пришла. Может, кто украл ее!