Мария Куликова - Пистоль Довбуша

Дмитрик выбежал на улицу. Он знал: скоро ему сегодня не уснуть, несмотря на усталость. Долго он стоял, облокотившись о забор, сжав до боли зубы.

Шаркая ногами, мимо него прошла с ведрами в руках старая Марья, жена Антала. Дмитрик посмотрел ей вслед, на ее сгорбленную спину, на вялую походку, и сердце его сжалось. Он тут же забыл свои горести. Он давно собирался зайти к Марье, но почему-то стеснялся.

Дмитрик перескочил через забор, догнал ее:

— Слава Исусу, тетю Марье. Давайте, я вам принесу воды!

Она, кашляя, обрадованно протянула ему ведра. Дмитрик побежал к потоку и так же быстро вернулся. Перегнал Марью, занес ведра с водой в хату.

— Спасибо, голубе, — сказала пожилая женщина.

Дмитрик стоял. Ему не хотелось уходить. Сумерки быстро надвигались из лесу, пеленали село. А он все стоял…

Марья сидела на пороге. По ее молчаливой улыбке было видно, что она рада живой душе.

— Под окнами по ночам скрипит ель, а мне, старой, кажется, то Антал дверь открывает, — сказала она грустно.

Дмитрик вздрогнул. По спине побежали холодные мурашки. «Она ж и не знает, что я виноват!» Он почувствовал острую жалость к этой одинокой седой женщине. Хотелось подойти поближе, погладить ее мозолистую, изрезанную морщинами руку. Где-то в глубине души шевельнулась тоска по материнской ласке. Почему-то казалось, расскажи он сейчас ей всю свою вину — она простит. Поведай он ей о своей короткой, но нелегкой жизни — она поймет все. Но говорит он ей совсем другое:

— А у вас огород еще не вскопан! — В голосе озабоченность. — У других уже и всходить начинает. Я завтра приду к вам и вскопаю. Картошку с вами посадим.

— Что ты, голубе, мне платить тебе нечем!..

— Не надо! — попятился Дмитрик. — Мне ничего не надо!

На другой день он встал чуть свет. Наострил лопату, и закипела работа. Пахло прелой землей. Вокруг прыгали воробьи и смело выхватывали червяков почти из-под самой лопаты.

Дмитрик весело насвистывал. Никогда еще труд не приносил ему столько радости, как в это весеннее солнечное утро.

Марья вышла во двор и опять, как вчера, улыбнулась ему. До вечера они вдвоем и картофель посадили, и фасоль.

Дмитрик уснул крепким, здоровым сном.

Но утром опять началось…

— Сколько тебе Марья уплатила? — строго спросила мать. Она привыкла, чтоб сын ей тут же отдавал свой заработок. А этот раз — пришел, уснул и ни слова.

— Я ей так вскопал, даром…

— Даром? Кому? Вдове антихриста?!

— Почему — вдове? Может, дядько Антал еще жив! — крикнул Дмитрик. И столько в его голосе было злости, что мать попятилась.

— Жив, говоришь? Не-е-е-т! Он моего газду с пути сбил, так пусть и сам погибает!

Она хлопнула дверью, вышла.

— А сколько Антал помогал няньке! — крикнул Дмитрик.

Его трясло как в лихорадке. Когда же наконец мать поймет его? Как жить дальше? Хорошо еще, что на свете есть дедо Микула, Мишка, друзья… Там, в маленькой каморке, можно говорить обо всем.

Он задумался. Очнулся, лишь когда мать опять зашла в хату. Она принесла муку в чужой деревянной миске.

— Ишь, нечем ей платить! А вот нашла же все-таки!

Дмитрик, ужасаясь, все понял: мать ходила к соседке и потребовала плату! Может быть, последнюю муку отняла у старой Марьи!.. А он-то думал, что хоть немножко искупил свою вину перед ней.

Мальчик почувствовал, что земля у него уходит из-под ног. И все кружится, кружится… Он упал, забился в судороге. Кто-то кричал. На него лили холодную воду. А где-то в мозгу шевельнулась мысль: «Хоть бы умереть…»

…Дмитрик не знал, сколько он пролежал в постели. Поднялся похудевший и слабый. Почему-то в хате говорили шепотом. В это утро он проснулся рано.

— Все это господнее наказание за наши грехи, за грехи моего газды. Он перед богом завинил. Теперь нам приходится за все расплачиваться! — говорила в сенях кому-то мать.

Дверь скрипнула, и в отверстии появилось три головы: одна с косичками, другая черная, курчавая, третья с белыми, как солома, волосами. Он, не кажется ли это Дмитрику? Не продолжается ли еще болезнь? Нет, нет! Вот дверь открылась шире, и в хату вошли Мишка, Маричка, Петрик.

Мишка засунул руку за пазуху и вытащил оттуда серого голубя, потом голубку.

— На, это Юрко тебе передал.

Глаза Дмитрика загорелись радостью. Он давно мечтал иметь такую пару голубей.

— А… а… г… где Ю… Юрко?

Мальчик почувствовал, что заикается, что говорить ему очень трудно. Его охватило отчаяние. Что ж теперь будет? Засмеют дети. Дразнить будут… Он горестно опустил голову.