Йорн Риэль - Мальчик, который хотел стать человеком

Апулук повернулся к ней и долго изучал ее лицо.

— Нет, я этого не понимаю, — сказал он, — наверное, я все-таки глуп. Но как может свободный человек стать чьим-то рабом?

— Так уж повелось, — ответила Сёльви. — Я до сих пор остаюсь рабыней Торстейна. Я его собственность, он может в любое время продать меня и вообще обращаться со мной, как ему вздумается.

Апулук взглянул на свой нож, воткнутый в снежную стену пещеры.

— Если я убью Торстейна и похищу тебя, тогда ты станешь моей собственностью?

— Да. — Сёльви кивнула. — Но Торстейн и Хельга всегда хорошо относились ко мне. Мне было легко быть их рабыней.

— И все-таки ты принадлежишь ему так же, как мне принадлежит эта лампа? — Апулук показал на светильник.

— Да. И только он может вернуть мне свободу. — Она скосила глаза на Апулука. — А ты хотел бы, чтобы я принадлежала тебе?

Апулук надолго задумался.

— Да, — ответил он наконец. — Но я не хочу, чтобы ты была моей рабыней. У нас нет рабов. Мы все свободны и можем сами собой распоряжаться.

Сёльви нашла под шкурой его руку.

— Я бы хотела принадлежать тебе, — тихо проговорила она. — Даже если бы я была твоей рабыней.

— А если Торстейн умрет, ты станешь свободной?

— Нет, тогда я буду принадлежать Фриде.

— Я хочу, чтобы ты стала свободной! — Апулук встал, чтобы расширить в стене отверстие для воздуха.

Шторм стих так же мгновенно, как налетел.

Во вторую ночь, которую они провели в пещере, Сёльви проснулась от холода. Она повернулась к Апулуку, но его рядом не оказалось. Наружное отверстие было разрыто, и сквозь него в пещеру проникал яркий, до боли в глазах, свет.

Сёльви вскочила и пролезла в отверстие. Там, метрах в пятидесяти от их сугроба, Лейв, Наруа и Апулук освобождали от снега перевернутые сани Лейва.

Сёльви бросилась к ним, громко крича от радости.

Они с удивлением повернулись к ней. Потом все трое засмеялись.

— Ветер унес твою одежду? — спросил у нее Лейв.

Сёльви замерла и оглядела себя. Она выбралась из пещеры голая, как лежала под шкурами, но от радости при виде друзей даже не почувствовала холода. Она тоже засмеялась и к изумлению Лейва начала танцевать на твердом насте. Такого счастья Сёльви не испытывала еще никогда в жизни. Она чувствовала себя абсолютно свободной, принадлежала только себе, она любила Лейва, Наруа, весь мир, но больше всего — Апулука.

— Что это с ней? — растерянно пробормотал Лейв. — Может, она помешалась из-за шторма?

— Когда человек испытывает радость, ему нужно петь и танцевать, — объяснила Наруа. — Так принято у людей: ноги не могут устоять на месте, и радость вырывается из человека потоком всяких необычных слов.

Апулук с улыбкой наблюдал за Сёльви.

— Сёльви — человек, как и мы с Наруа, — объяснил он Лейву. — А вот ты все еще исландец, если тебя удивляет человек, получивший в дар радость.

Сёльви рухнула на снег, от танца у нее закружилась голова. Она все еще громко смеялась. Потом вскочила и побежала в пещеру, чтобы одеться.

Там она оделась, скатала шкуры и убрала, все, что положено, в мешок с едой.

Когда она снова вышла к друзьям, Апулук уже запрягал собак. Сёльви привязала мешок к саням и накрыла груз шкурами.

Когда сани тронулись в путь, над темно-синей спиной припая поднялся большой красный полукруг солнца.

Сёльви как завороженная смотрела на огромный веер света, медленно раскрывавшийся над заснеженными склонами гор. Она сидела на санях боком, повернув лицо на восток.

Апулук следил за собаками, выбиравшими наиболее легкий путь среди ледяных торосов.

Сёльви прикоснулась рукой к его спине, он повернул голову и взглянул на нее. Она снова засмеялась, и ее смех был так заразителен, что Апулук не мог удержаться от улыбки.

На санях, следующих за ними, Лейв задумчиво поджал губы.

— По-моему, они оба обезумели, — пробормотал он.

Наруа промолчала. Она спрятала лицо в капюшоне и смеялась вместе с Сёльви и Апулуком так, что у нее клокотало в горле.

На девятый день после окончания шторма они достигли маленького стойбища на большом полуострове, который теперь называется Нугссуак. Здесь они встретили одного эскимоса. Вообще во время поездки они видели много следов эскимосов, но то были старые следы, и друзья никогда не шли по ним.