Марчелло Арджилли - Ватага из Сан Лоренцо

— Кремовое вкуснее, — заметил Джиджино.

— Нет, шоколадное, — возразил Пертика. — Ты, как всегда, ничего не понимаешь!

— Пусть попробует оба, и решит, какое из них лучше, — сказала Джованна тоном, не допускающим возражения.

— Тебе пришло в голову угостить меня пирожным, — спросил слепой, — правда? Я догадался по голосу.

Ребята переглянулись. Может быть, он волшебник?

— Кстати, сколько вас тут? — И слепой принялся считать, указывая пальцем на каждого говорившего. — Пятеро? Нет, здесь есть ещё один…

— Это я, — пролепетал Беппоне. — Но неужели ты меня увидел? — Не успел он произнести слово «увидел», как Пертика дал ему подзатыльник.

Слепой улыбнулся.

— Я тоже вижу, — сказал он, — по-своему, конечно. Трудно объяснить, но есть люди, которых я прекрасно «чувствую».

Ребята, разумеется, не понимали, как это у него получается, но всё равно были рады… тому, что он их чувствует.

— Как тебя зовут? — спросила вдруг Джованна.

— Орландо, — ответил мальчик. — Но я не привык к моему имени. Оно очень большое и, по-моему, мне не подходит.

— Почему? Орландо — прекрасное имя, но если оно тебе не нравится, мы можем называть тебя просто Нандо, — хорошо?

Орландо показалось, что его заново окрестили. Уменьшительное имя «Нандо» он повторил про себя множество раз; можно было подумать, будто только теперь он обрёл своё настоящее имя. Мальчику нравилось, когда его называли по имени: это ведь означало, что обращаются только к нему, а не к какому-то слепому вообще, которому подают милостыню, а потом сразу о нём забывают.

Ребята проболтали почти целый час, и Нандо даже не вспомнил об аккордеоне.

Удивительно: с этими детьми, хотя они и были зрячими, он не чувствовал себя неловко. Они относились к нему, как к равному. Он был счастлив и стал рассказывать своим новым знакомым о себе.

— Я не скучаю, — говорил Нандо, — играю на аккордеоне, читаю, думаю… но иногда всё-таки… чувствую себя одиноким. А вы?

Разве могут себя чувствовать одинокими члены команды Сан Лоренцо?!

— Мы не даём скучать друг другу, — ответила за всех Джованна, — потому что все мы друзья.

— Должно быть, очень приятно иметь друзей, — едва слышно произнёс Нандо.

— А у тебя их нет?

— Нет.

На мгновение ребята замолчали. Они подумали, как, вероятно, тяжело слепому жить без друзей.

— Мои друзья — книга и аккордеон, — спохватился Нандо, заметив смятение. — Правда, аккордеон мне дают редко, а вот книга действительно моя. Эта книжка чудесная; называется она «Сердце»; [ «Сердце» — книга известного итальянского писателя XIX века Ддмондо де Амичиса. (Опубликована в переводе на русский язык. Лениздат, 1958 г.)] вы не читали?

Вдруг лицо мальчика загорелось, и в порыве великодушия он воскликнул:

— Хотите, я вам её подарю? Хочешь, Джованна? Я с удовольствием тебе её подарю.

Но тотчас же протянутая с книгой рука упала ему на колени.

— Какой же я глупый! Ведь она написана точками, вы не сможете её прочесть!

Ребята поняли: Нандо хотел как-нибудь выразить свою благодарность и предлагал им самую дорогую для него вещь. Разве они могли сказать мальчику, что уже читали эту книгу?

— Но, — спохватился вдруг слепой, — я вам прочту её сам! Если хотите, я начну сейчас же…

— Нет, сейчас уже поздно, — сказала Джованна, — но мы придём сюда завтра, и ты нам почитаешь.

— Вы придёте сюда завтра? — с удивлением воскликнул слепой. Простое обещание детей прийти снова было для Нандо чем-то необыкновенным. Взволнованный, он опустил голову.

— Впервые в жизни мне так говорят, — признался мальчик. — Обычно прохожие дают мне несколько лир и уходят. Но… скажите, зачем вы придёте сюда завтра?

Дети смутились: они и сами толком не знали.

— Э… видишь ли… мы здесь часто гуляем… — пробормотала Джованна. — А потом, разве ты нам не пообещал прочесть книгу? Ты уже забыл?

От этих слов Нандо почувствовал себя ещё более счастливым: впервые его просили о каком-то одолженйи, впервые ему предоставлялась возможность принести пользу людям.

— Правда, правда! — порывисто воскликнул мальчик. — Я прочту вам её всю, от начала до конца!

Дети ушли, а Нандо ещё долго не начинал играть.

Потом он вспомнил о старухе и взялся за аккордеон. Но в это утро грустные мелодии, которые слепой стал наигрывать по привычке, ему не нравились.

Глядя на него, можно было подумать, будто лучи солнца, освещавшие лицо мальчика, проникли в его душу и согрели её.