Януш Корчак - Как любить ребенка (часть 1)

— Спи!

Люди, которые поздно ложатся спать, болеют оттого, что ночи проводят в пьянстве и разврате, а спят мало, поскольку вынуждены ходить на службу и рано вставать.

Неврастеник, вставший однажды на рассвете, чувствует себя хорошо лишь в результате внушения.

То, что ребенок, рано ложась спать, меньше времени проводит при искусственном освещении, вовсе не такой большой плюс в городе, где он не может при первом свете дня выбежать в поле, а лежит в комнате со спущенными шторами, уже ленивый, уже недовольный, уже капризный — плохое предзнаменование начинающегося дня…

Здесь, в нескольких десятках строк, как и во всех затронутых в этой книге проблемах, я не могу развить тему, которая требует специальной книги. Моя цель — только привлечь внимание…

Что есть ребенок как духовная организация, отличная от нашей? Каковы его черты, потребности, какие в нем скрываются незамеченные возможности? Что есть эта половина человечества, живущая вместе с нами и рядом с нами в трагическом раздвоении? Мы навязываем ей бремя обязанностей завтрашнего человека, не давая ни одного из прав человека, живущего сегодня.

Если разделить человечество на взрослых и детей, а жизнь — на детство и взрослость, то окажется, что дети и детство — это очень большая часть человечества и жизни. Только занятые своими заботами, своей борьбой, мы не замечаем его, как не замечали раньше женщину, мужика, порабощенные племена и народы. Мы устроились так, чтобы дети как можно меньше мешали нам, чтобы они как можно меньше понимали, что мы есть на самом деле и чем на самом деле занимаемся.

В одном парижском детском доме я видел двойные перила: высокие - для взрослых, низкие — для детей. Помимо этого изобретательский гений исчерпал себя в школьной парте. Этого мало, очень мало. Взгляните — убогие детские площадки, щербатая кружка на заржавевшей цепи у колодца — и это в парках богатейших столиц Европы!

Где дома и сады, мастерские и опытные поля, орудия труда и познания для детей, людей завтра? Еще одно окно, еще один коридорчик, отделяющий класс от сортира, — все, что дала архитектура; еще одна лошадь из папье-маше и жестяная сабелька — все, что дала промышленность; лубочные картинки на стенах и вышивка — немного; сказка — но это не мы ее придумали.

На наших глазах из наложницы вырос человек. Столетиями играла женщина силой навязанную ей роль, лепила образ, созданный самодурством и эгоизмом мужчины, который не желал видеть в ней труженицу, как сегодня не видим труженика в ребенке.

Ребенок еще не выступил в свою защиту, он еще послушен нам.

Ребенок — сто масок, сто ролей одаренного актера. Он один — с матерью, другой — с отцом, бабушкой, дедом, разный — со строгим и добрым учителем, на кухне и среди ровесников, не одинаково ведет себя в среде зажиточных и нуждающихся, в будничной и праздничной одежде. Наивный и хитрый, послушный и высокомерный, добрый и мстительный, благовоспитанный и проказливый, он так умеет спрятаться до поры до времени, так затаиться в себе, что с успехом вводит нас в обман и ловко пользуется нашими заблуждениями в своих целях.

В области инстинктов ему недостает только одного, да и тот есть, только нечеток, как туманность эротических предчувствий.

В области чувств он превосходит нас, потому что не знает тормозов.

В области интеллекта по меньшей мере равен нам.

У него есть все. Ему только не хватает опыта.

Поэтому взрослый так часто бывает ребенком, а ребенок — взрослым человеком.

Вся разница в том, что он не зарабатывает себе на хлеб, что, будучи у нас на содержании, он вынужден подчиняться нашим требованиям.

Детские дома уже меньше похожи на казармы и монастыри; они почти больницы. Здесь есть гигиена, но нет улыбки, радости, неожиданностей, проказ. Здесь все серьезно, если не сурово, только по-другому, не так, как раньше. Их не заметила еще архитектура; нет «стиля ребенка». Взрослый фасад здания, взрослые пропорции, старческий холод деталей. Французы говорят, что Наполеон колокол монастырского воспитания заменил барабаном — это верно; добавлю к этому, что над духом современного воспитания тяготеет фабричный гудок.

Ребенок неопытен.

Приведу пример и попробую объяснить.

— Я скажу маме на ушко.

И, обнимая мать за шею, говорит таинственно:

— Мамочка, спроси доктора, можно ли мне съесть булочку (конфетку, компот).

При этом он часто смотрит на врача, кокетливо улыбается ему, чтобы подкупить, выудить разрешение.