Кристине Нёстлингер - Само собой и вообще

В крайнем случае, за покупками могли бы ходить Карли и я. Но требовать от нас каждый божий день присматривать после обеда за Шустриком — это уже чересчур. Мальчишка пропускает мимо ушей все, что мы с Карли ему говорим. Вдобавок он надоедлив, как целая армия вшей! С ним все время надо играть. Он даже телевизор не хочет смотреть один, кто-нибудь непременно должен сидеть рядом и держать его за ручку. А вечером, когда домой приходит мама, он жалуется ей, что мы уделяли ему недостаточно внимания! На Бабкино присутствие Шустрик тоже не соглашается. Но это можно понять. Бабка считает своих трех внуков «совершенно невоспитанными», и когда она «принимает послеобеденную вахту» по присмотру за Шустриком, ей ужасно хочется нагнать все упущения в его воспитании, причем с космической скоростью. Как нужно есть, как нужно сморкаться, как сидеть на стуле правильно, не разваливаясь на нем, как говорить со взрослыми и поддерживать порядок, как делать домашние задания — все это Бабка хочет преподать за один интенсивный курс.

Однажды она до того обнаглела, что указала на дверь моему школьному приятелю только потому, что он, разлив какао, выругался: «Тьфу, черт, какой я идиот!» Бабка объявила, что я не должен с ним общаться. Еще она вечно талдычит маме, что нельзя позволять Карли и Вуци сидеть вместе — без родительского присмотра — в одной комнате. Это, мол, неприлично! Бабка все в жизни делит на «прилично» и «неприлично». Но разумно объяснить, почему то прилично, а это — нет, она не может. Когда ее спрашиваешь об этом, она скорбно опускает уголки рта и обиженно говорит: «Перестань дерзить!»

В общем, по-настоящему поладить с Шустриком может только Бабушка. Но она живет очень далеко, на другом конце города. Чтобы добраться до нас, ей нужно целую вечность ехать на трамвае. И со здоровьем у нее не очень. Нельзя требовать от нее ежедневно совершать такие долгие поездки. Потому-то моего младшего брата, бедного поросенка, в последнее время перекидывают туда-сюда, как почтовую посылку. Он то с Бабушкой, то с Бабкой, то в вязальном магазине, то с Карли или со мной. Вряд ли такая жизнь доставляет Шустрику удовольствие.

Вот и получается, что я ужасный лицемер: с одной стороны, жалею Шустрика, а с другой стороны, отнюдь не готов тратить на него свое время и силы. Все дело в том, что любовь к брату у меня скорее теоретическая, чем практическая. Пока я не вижу его и не слышу, я чувствую к нему очень даже сильную привязанность. А вот когда он начинает приставать ко мне, очень хочется послать его куда подальше, ведь руки просто чешутся его укокошить.

А кстати, насчет укокошить! Есть тут еще один экземпляр, с которым я бы с удовольствием разделался. Это наш математик. Типичный образчик учителя, который превосходно вписался в существующую школьную систему. Обожает напыщенно и патетически разглагольствовать о товариществе, взаимопомощи и взаимовыручке, но если мы как раз этим и руководствуемся, то он выходит из себя и начинает злиться. Ну скажите пожалуйста, какая товарищеская взаимопомощь нужна человеку, у которого по математике очень твердый «неуд»? Ясное дело, листок с решениями, откуда можно все списать! Вот то-то и оно! Из этих соображений я на последней контрольной немножко помог Паули, моему соседу по парте, который в математике полный ноль. Я решил все примеры его варианта на промокашке и пододвинул ему. И что делает этот идиот? Довольный, списывает все четыре примера, радостно хрюкает, захлопывает тетрадь, сдает ее и не замечает, что промокашка-то с решением осталась внутри! До него и потом не дошло, что же он натворил. Я и сам думал, что все в порядке, — до самой раздачи проверенных работ. А математик, когда пришел с пачкой тетрадей, выглядел как-то странно. Вытянул тетрадь Паули из стопки, а из тетради — исписанную промокашку, возбужденно помахал ею и спросил меня, что я могу сказать по этому поводу.

Ну и что же мне нужно было сказать? Может, что-то вроде: «Пожалуйста, простите меня, я больше никогда не буду так делать?» Или еще какую-нибудь покорно-льстивую глупость? Лучше всего было бы держать язык за зубами, но математик, как всегда, так и напрашивался, чтоб над ним посмеялись. Поэтому я с невинным видом ответил: «Что поделаешь, не повезло!»

После чего препод еще больше разозлился, а я сказал: «Конечно, не повезло, Паули ведь просто от волнения забыл в тетради шпаргалку! Он же не нарочно это сделал».