Кристине Нёстлингер: Само собой и вообще

Хотя, может быть, я и вправду преувеличиваю, — и то, что вытворяют мои родители, совершенно нормально. Я ведь наблюдаю все это только потому, что живу вместе с ними и понятия не имею, как бывает у других и где тот предел, до которого висящую в воздухе напряженность, ругань и ледяную атмосферу в доме можно считать «еще нормальным» положением дел. Может быть, я слишком впечатлителен. Так, во всяком случае, утверждает моя сестра. «Не стоит все время преувеличивать, — говорит она, когда я ей жалуюсь. — Папа и мама не такие уж плохие. У других родителей тоже есть свои недостатки, и выносить их гораздо трудней!»

Наша Карли, видите ли, круглые сутки носит розовые очки. Она толстокожая, как слон, и до поросячьего визга всем довольна — до тех пор, пока ее не тыкают носом в ее препаршивые школьные отметки и вовремя выдают карманные деньги, пока у нее на лбу не вскакивают прыщи, а ее пламенная страсть Вуци послушно следует за ней и сносит все ее капризы. Почему Вуци так себя ведет, для меня просто вообще загадка. Он ведь умный, здравомыслящий человек и заслуживает чего-то гораздо лучшего, чем моя сестра, с которой нельзя поговорить ни о чем по-настоящему важном. И не такая уж она красавица, чтобы при одном взгляде на нее забыть о ее недостатках.

Но именно теперь мне срочно нужен кто-нибудь, с кем можно серьезно посоветоваться. Потому что я кое-что знаю, но не знаю, знает ли об этом мама.

А если она этого не знает, я опять-таки не знаю, стоит ли ей знать.

То, что я знаю, выяснилось чисто случайно, по несчастливому стечению обстоятельств. Это было три недели назад во вторник, под вечер. Я был в центре города, в букинистическом отделе большого книжного магазина, и мне ужасно хотелось купить двухтомник Рэя Брэдбери. Но в кармане у меня даже завалящего геллера не было, потому что до того, в другом книжном, я уже купил несколько покетбуков. Все мои карманные деньги уходят на книги, но даже будь у меня в три раза больше денег, это бы ничего не дало. Столько карманных денег, чтоб хватило на все нужные мне книги, просто не бывает!

Продавец в магазине, вредный старикашка, отказался отложить мне Брэдбери до завтра без задатка. Он из той породы людей, которые считают, что у детей память короткая и назавтра они уже не вспомнят, чего хотели сегодня! Тогда я решил взять денег у папы, благо фирма, где он работает, совсем недалеко от этого книжного магазина. Папа всегда дает мне деньги на книги, а в том, что он еще на работе, я не сомневался. Мой отец всегда старается произвести впечатление рабочей лошадки, у которой в жизни нет никаких других радостей, кроме как вкалывать сверхурочно, испытывать стресс и карабкаться вверх по карьерной лестнице.

И вот я галопом подбегаю к папиной работе и вдруг вижу: кто это там выныривает из дверей?

Папа! Он целеустремленно идет к машине, причем — не к своей. Около машины, прислонясь к ней, стоит некая дама. Папа целует ее в левую щечку и в правую щечку, потом он и дама запрыгивают в машину и усвистывают. А дама-то, оказывается, мне знакома. Ее зовут Вильма Хольцингер. Три года назад она была подругой одного папиного коллеги. Он пару раз приводил эту Вильму к нам домой на обед. А однажды я видел ее у папиного шефа на летнем празднике, куда пригласили и нас. Но там она уже была подругой кого-то другого. Кажется, такого лысоватого дяденьки, про которого мама сказала, что он «прекрасной души человек».

Наверное, то, что я сделал потом, на самом деле не очень благородно. Но я всегда хочу все знать точно! Поэтому каждый день, примерно в пять вечера, я занимал пост на углу около папиного офиса и выяснил вот что: в понедельник, среду и пятницу уважаемый магистр Поппельбауэр действительно работает сверхурочно, однако во вторник и четверг уходит с работы сразу по окончании рабочего дня, чтобы встретиться с Вильмой Хольцингер, которая увозит его на своем авто. Надо думать, около полуночи она снова привозит его к офису, и папа едет домой уже на собственной машине, которую всегда паркует неподалеку.

С тех пор как я все это знаю, у меня возникло подозрение, что в выходные мой отец на самом-то деле вовсе не расслабляется на рыбалке в обществе своих коллег, а встречается с этой Вильмой для отдыха несколько иного рода. Никаких доказательству меня, конечно, нет. Но косвенные улики есть! Во-первых, папа никогда не приносит домой пойманной рыбы. Он говорит, что «не клевало» или что отдал свой улов приятелю, потому что для нас пятерых рыба была слишком мала, да и вообще рыбу мы не любим. Во-вторых, он не берет с собой наживку, а если его спрашивают, почему у него ничего такого нет, он говорит, что наживкой его обеспечивает коллега Гюнтер, у которого есть хорошие источники. И в-третьих, его резиновые сапоги по возвращении с рыбалки совершенно не грязные! Зная моего отца, абсолютно невозможно предположить, что он приводит в порядок свои грязные мокрые сапоги, прежде чем положить их в багажник. Мой папаша никогда и ничего сам не приводит в порядок. Он ни разу в жизни даже ванну не ополоснул после того, как искупался в ней. Мокрое полотенце он просто бросает на пол. А его вонючие носки всегда так и валяются там, где он их снял. Один можно найти, например, в туалете, другой — в гостиной возле дивана. Ну а если он положит грязную чашку в посудомойку, то чувствует себя настоящим героем и ждет, когда же ему наконец вручат орден.