Сергей Семенов - Отчего Парашка не выучилась грамоте?

И он показывал пальцем в книжку.

– - Ка-ша, -- читала Парашка.

– - В книжке-то каша? Да кто ж ее сюда наклал? Вот поди ж ты! Знают, что больше ребенку идет, тем и приманивают… Дома-то не скоро дождешься: крупа-то в городе, а деньги-то в ворохе, а тут вон оно и есть. А это что? -- И он указывал другое слово.

– - Са-ло, -- читала Парашка.

– - Каша с салом. Вот это славно! Ай да девка, ты лучше нас живешь: мы работаем, да и то пустые щи да картошку мнем, а ты только в книжку глядишь -- и то что кушаешь! Не найдем ли мы еще что, ну-ка, прочти вот тут!

– - Ма-ли-на.

– - Ого! После каши-то с салом малина на закуску! Больно хорошо. А тут?

– - Ко-сарь косит.

– - Вот так чудеса! Что значит ученье-то: и каша с салом, и косарь косит; у нас косарем-то только и можно лучину щепать, а у них косит!

В такие вечера все приходили в благодушное настроение, забывали свою неприглядную жизнь. Бывало, вечером Григорий или сидит насупившись, или что-нибудь делает молчком; но теперь, после таких развлечений, он оживлялся, прибадривался, начинал вспоминать молодость, рассказывал, что он встречал, когда в отходе был. Время шло незаметно, и после таких вечеров крепче спалось и веселее вставалось.

Только Еремкины кончили молотьбу, как пошли осенние дожди. Небо заволокло тучами, дорога испортилась, везде образовалась грязь, лужи, канавы наполнились водой. При ходьбе в школу в полусапожках Парашки всегда чавкала вода. Когда она приходила в избу, то мать стаскивала ей скорей башмаки и вытирала ноги. Парашка стала чувствовать головную боль и насморк, но крепилась, не говорила матери, а только по вечерам не сидела за книжкой и больше лежала на печке.

Григорий стал разбираться с урожаем. Он отвез семена в магазин, расплатился с теми, у кого занимал рожью и мукой, и перемерил, что оставалось на продажу. Вышло немного. Григорий чувствовал, что ему опять не расквитаться со старостой, значит, опять дома сиди, готовый хлеб ешь. Еще что продать? Нечего, все в обрез. Занять? Кто поверит, -- да и нет у них в деревне денежных людей! Тьфу ты, пропасть проклятущая!.. Да когда же все это только кончится?..

Наконец ударили морозы. Землю сковало так, что она сделалась точно мостовая; и когда ехали на колесах, то еще издалека слышался глухой грохот, который молотками отзывался в мозгу. Мужики из Моховки стали справляться в город; с ними решил поехать и Григорий.

– - Ты смотри там что, -- наказывала мужу Ненила, -- а Парашке купи сапожки, чулочки да полушалок теплый.

– - Коли выгадаю что, куплю, а как не на что будет, где ж я возьму?

– - Выгадай как-нибудь, -- что ж обижать девку! Она у нас одна.

– - Ладно, -- сказал Григорий и тронул лошадь.

Парашка в этот день пришла из школы со слезами.

Ее истоптанные башмаки при ходьбе по замерзлой земле окончательно развалились, и ноги у ней очень озябли. Когда мать разувала ее, то они были красные, как у гуся. Мать послала ее на печку, но там ножонки разошлись с пару. Девочка плакала сначала тихо, а потом заревела.

– - Ой, матушка, больно! Милая, еще больнее стало! -- выла Парашка.

– - Что ты, дура, что ты? перестань! Сейчас утихнут. Ведь это все так. Вот маленько обойдутся, и пройдет.

Парашка замолчала не скоро: видно, ноги не проходили. Потом она успокоилась, но с печки не слезала. Мать решила ее немного поразвлечь и полезла к ней.

– - Ну, что ты сегодня во сне видела?

– - Ничего.

– - Так ничего не видала?

– - Нет.

– - А как же, тебе сегодня отец сапоги привезет, чулки, полушалок -- ты нешто не рада этому?

– - Рада.

Парашка еле ворочала языком. Ненилу это встревожило. Уж не захворать ли хочет девчонка? И ее кольнуло в сердце. Она пощупала у дочки голову и спросила:

– - Што же это у тебя, аль што очень болит?

– - Нет, -- отвечала Парашка.

– - Так отчего же ты такая невеселая-то?

– - Так.

Ненила вздохнула.

– - Ах ты, моя ученица! Тебе, знать, учиться не хочется, -- заленилась.

– - Нет, хочется, штой-то ты? -- оживилась Парашка, подняла голову и хотела слезать долой.

– - Куда это ты?

– - Урок учить.

– - Ну, поспеешь, выучишь! Полежи еще маленько, и я с тобой полежу, а то не хочется с печки-то слезать.

Парашка опять легла. Ненила уже не в первый раз стала спрашивать, как у них там в школе, хорошо ли с ними обходится учительница, кричит ли на них, не сердится ль? Кого всех больше любит? Парашка говорила, а Ненила вспоминала свои детские годы. Ничего тогда об этом у них и слухов не было.

– - Вам лучше будет жить! -- вздохнув, сказала Ненила и стала слезать с печки.