Иван Логвиненко - Багряные зори

— «…Всякого рода пособничество или помощь со стороны гражданского населения партизанам, раненым, парашютистам, окруженцам и тому подобным будет караться как партизанство. Гражданское население при появлении подозрительных лиц, агитаторов, большевиков и членов других групп обязано сообщить в ближайшую воинскую часть или в полицию. Комендант фон Рок, генерал пехоты».

К ночи поднялся сильный ветер. Бился в стекла, стонал, завывал в дымоходе. Яростно шумели деревья. Казалось, все потонуло во мраке.

Сквозь сон Володя слышал, как кто-то долго бродил под окном. Поднял голову, прислушался. До него донесся приглушенный стук.

— Мама! — позвал он тревожно.

— Что, сынку? — сонно спросила мать.

— Мама, проснись! Открой дверь, отец пришел.

— Что ты, сынок, бог с тобой! Отец наш уже помер. Володя встряхнул головой, прогнал сон.

— Мама, кто-то к нам просится…

— Спи, сынок, это ветер ветку качает, — а сама тоже голову приподняла, слушает: и в самом деле кто-то осторожно стучит в стекло.

— Кто там? — спросила испуганно мать.

— Свои, не бойтесь. Помогите мне…

Забилось сердце Ирины Ивановны. Бросилась к двери. Дрожащей рукой откинула щеколду.

Повеяло холодной сыростью, кто-то несмело переступил порог и, споткнувшись на ровном, упал. Едва произнес:

— Я пленный, с эшелона убежал… Застонал и умолк.

— Что с вами? — засуетилась в темноте мать. — Володя, побыстрее занавесь окно, надо огонь зажечь…

Занавесил Володя окно. Мать зажгла керосиновую лампу. Огонь ее осветил голые стены и узенькую темную скамью. В углу подняли голову тяжелые тени и неподвижно замерли на стене.

У самого порога лежал человек. В серой шинели, из-под пилотки на лоб выбивался темно-русый чуб. Лицо уставшее, суровое, с ярко выраженными чертами, точно высечено из серого мрамора.

Высохшие, словно пергаментом обтянутые руки его дрожали, пальцы касались пола, выбивая мелкую дрожь.

Молча бросились мать и сын к солдату, бережно перенесли на деревянный топчан.

У самого порога лежал человек.

— Как у него еще силы нашлись до хаты дотащиться? — прошептала Ирина Ивановна и завозилась возле печки — надо бы воды согреть.

Володя осторожно присел на край топчана и, приложив ухо к груди солдата, прислушался…

— Дышит.

Ирина Ивановна подбросила охапку соломы под чугунок и, повернувшись к сыну, тихо попросила:

— Сбегай к тете Марте, возьми полбутылки самогона… Растереть его надо.

— А если спросит, для чего?

— Скажешь, мать заболела: ноги ломает, встать сил нет. На компресс пусть даст…

На рассвете гость слабо простонал и наконец раскрыл глаза.

— Где я? — с трудом прошептал он пересохшими, потрескавшимися губами.

Ирина Ивановна наклонилась к нему:

— Не беспокойтесь, вы у своих… Володя, помоги подняться. Пускай человек помоется.

А сама подошла к печи, взяла чугунок с горячей водой и ловко вылила ее в эмалированный таз; потом нашла на печке обмылок, положила на скамью.

— Я выйду, а ты, сынок, помоги ему.

…Завтракали все вместе.

— Сержант я, — рассказывал раненый, — командир орудия. Воронин моя фамилия, из Тамбова. В плен попал под Кривым Рогом… Отбивали танковую атаку. Не могли сдержать натиск фашистов. Снаряд разорвался на самой огневой позиции, меня контузило. А когда пришел в сознание, рядом лежат мертвые товарищи, а немцы из трофейной команды оружие, документы собирают. Так вот и попал в плен…

Воронин положил ложку.

— Вы ешьте, я еще добавлю, — сказала гостеприимная Ирина Ивановна.

— Боюсь есть много — ослаб очень, мыкаясь по лагерям. В плену, думал, погибну…

Эшелоном нас везли в Германию. Мы с ребятами договорились бежать. Выломали пол в вагоне. Я выбросился третий, сразу же за семафором, когда поезд набирал скорость. Едва дотащился к вам. Идти дальше сил не было…

Молча достала Ирина Ивановна из сундука рубашку мужа, штаны, поношенный серый костюм, теплый пиджак с меховым воротником. И положила все это на топчан.

— Переоденетесь, и, пока окрепнете, придется вам пересидеть на чердаке. В хате небезопасно: немцы и полицаи шныряют. Еду вам будет приносить Володя…

Ночами, когда Воронин с чердака перебирался в хату, слышал парнишка, как сержант говорил матери:

— Это все временно, Ирина Ивановна. Наша земля — не вечная добыча для немцев. Они уже приходили на Украину. Помните, что из того вышло? Но тогда мы были и голые и босые. А чем воевали?