Петер Брок - Тео Носик и Генерал

Тут выступил вперед Герберт.

— Вот и я… я тоже подбивал его, — сказал он. — И еще книжку с теми чудны́ми значками ему подсунул.

Герберту что-то шепнули на ухо.

— А лейтенант не имеет к этому никакого отношения, — добавил он.

— Да кто же его обвиняет? — удивился капитан, продолжая что-то записывать. — Интересно только, что он скажет, когда узнает, как вы злоупотребили его доверием.

Фрау Хёфлих снова поглядела на окно во втором этаже.

Теперь вышла вперед Точка.

— Я председатель совета отряда, — объяснила она. — Все началось с разногласий в отряде. И вот Носик решил…

— Минуточку, кто это — Носик?

— Тео Носс — это и есть Носик, — разъяснила Точка и продолжала: — Он думал, что убедит последнего упрямца, если покажет ему, как интересно…

Тут она заметила, что выразилась не слишком удачно. Генерал это тоже заметил. Он снова выступил вперед.

— Мой отец просил передать, что расскажет нашему отряду о своих экспедициях на Суматру. — И тихо добавил: — Но так, как все было на самом деле.

На какое-то мгновение капитан замешкался. Этим воспользовались Митшлих и Штрекенбах и вступили в шеренгу кающихся.

— Мы тоже виноваты. Тео ведь дал лейтенанту слово… — Митшлих запнулся.

Но Штрекенбах продолжал:

— Вот в этом-то мы и виновны.

Нет, в отряде на совещании они всё совсем иначе решили. Каждый из них хотел выступить в защиту Носика толково и складно. «Вот балбесы, — подумала Точка, — болтать болтают, а когда надо, от них путного слова не дождешься».

Рената подготовила небольшую, но вполне безупречную речь и выступила вперед:

— Товарищ капитан…

— Минуточку, — прервал ее капитан. — Очень похвально, что вы так дружно выступаете в защиту товарища. Но почему же вы раньше не позаботились о нем? После драки кулаками не машут.

— А вот дядя Петер в Ангерсдорфе всегда машет! — вырвалось у Урзель Хейнеман.

Под укоризненными взглядами друзей она тут же испуганно втянула голову в плечи. Фрау Хёфлих почему-то отвернулась. А капитан с трудом подавил улыбку. Это немного ободрило ребят.

В шеренгу грешников бойко вступила Эрика Лаутеншлегер.

— Товарищ капитан, — начала она. — Мы решили…

Казалось, виновным конца не будет. Тут строгий полицейский капитан отрицательно покачал головой.

— Хватит, — громко сказал он. — Выходит, у вас у всех совесть не чиста? Или вы думаете, что тяжесть вины уменьшается, если виноваты многие? Ошибаетесь!

У взрослых уже опять были очень строгие лица. А у детей — задумчивые и огорченные.

— У кого рыльце в пушку — шаг вперед! — сказал капитан.

Весь отряд тут же сделал шаг вперед. Дружно. Без промедления.

Все, кроме одного мальчика.

Точка обернулась и давай ему кивать и мигать. Но что это? Уж не хочет ли он спрятаться за дерево?

— А ну-ка, мальчик… да-да, именно ты. Выйди-ка вперед, — сказал капитан, обращаясь к нему.

Это был Пингвин.

Медленно, боязливо переставляя ноги, он вышел и остановился перед капитаном, глядя на него невинными глазами.

— Странно, — заметил офицер, обращаясь к фрау Хёфлих, — как раз единственный, кто не замешан в этом деле, пытается улизнуть!

Пингвин только разок оглянулся назад. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять, что ни один человек в отряде не желает больше с ним знаться. Все отвернулись. Они презирали его.

— Ты, стало быть, ни в чем не виновен? — спросил капитан. Слова его звучали вполне дружелюбно: он вроде бы извинял Пингвина.

Пингвин почувствовал, как у него сразу взмокли ладошки. Он еще раз попытался оглянуться. Но капитан не спускал с него глаз.

— Итак, что же ты нам скажешь? — спросил он.

Пингвин долго размахивал руками. И в конце концов признался:

— Я шпионил для Генерала. А в Кембеме спрятал бутыль с горчичным маслом.

И, запинаясь, он поведал капитану о мышах, о горчичных планах, о сигнализации и других диковинках, известных ему благодаря его шпионской деятельности. Капитан же, оглянувшись, удивленно спросил фрау Хёфлих:

— Судя по всему, мы слышим язык индейцев?

— Не совсем, — ответила учительница. — Скорее, бушменов.

Пингвин прервал поток своего красноречия и взглянул на взрослых.

— Стало быть, ты шпион, — сухо заключил капитан. Он нахмурил лоб. — Особо опасный преступник. Фамилия? Имя?

Заикаясь, Пингвин назвался. Перед его глазами стояло рассерженное лицо отца. «Ну и достанется же мне, если пекарь Книрим обо всем узнает», — подумал он и утер нос. Однако, вернувшись в строй, он тут же заулыбался от радости. Двадцать шесть мальчишек и девчонок снова дружелюбно поглядывали на него. Ему казалось, что только сегодня, сейчас, он впервые по-настоящему сдружился со всеми. И верно, Точка, подтолкнув его, чтобы он встал поровнее, шепнула: