Энди Брок - Ты мой или ничей

The Greek's Pleasurable Revenge © 2017 by Andrea Brock

© «Центрполиграф», 2018

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

– Проблемы нам не нужны, Каланос.

Лукас сердито стряхнул руку с рукава своего темного костюма, прежде чем одарить ее обладателя ледяным взглядом.

– Проблемы? – Он внимательно посмотрел в лоснящееся от пота лицо мужчины средних лет, который тщетно пытался урезонить его. – А с чего ты взял, что от меня могут быть проблемы, Янис?

Мужчина отступил на шаг и оглянулся в поисках поддержки.

– Послушай, Каланос, это похороны моего отца, вот и все. Время отдать дань уважения.

– Ах да, дань уважения, – со злобным сарказмом процедил сквозь зубы Лукас. – Я так рад, что ты мне напомнил. Так вот почему тут полно народу. – Он окинул неприязненным взглядом небольшую группку людей у могилы. – Очень многие хотят «отдать дань уважения» столь достойному человеку.

– Это семейные похороны, вот и все. – Янис отвел глаза. – И тебе тут не место, Лукас.

– Нет? Ну тогда плохо дело!

Лукас и сам не горел желанием быть на этих похоронах. Он вообще не хотел, чтобы этого ужасного человека хоронили. У Лукаса на него были совсем другие планы. Ведь этот негодяй убил его отца. И по его воле Лукаса упекли в каталажку за преступление, которого он не совершал. Четыре с половиной года Лукас провел в одной из афинских тюрем в компании настоящих отбросов общества. У него было полно времени, чтобы разобраться в мельчайших деталях его предательства и – что еще хуже – предательства его отца.

Четыре с половиной года он вынашивал месть. И что в итоге? Ни-че-го!

Потому что виновник всех его несчастий, Аристотель Гианопулос, умер в тот самый день, когда Лукас вышел на свободу. Как знал!

И вот теперь Лукас наблюдает, как гроб медленно опускают в могилу, пока священник торжественно читает последнюю молитву. Его холодные глаза внимательно рассматривают круг скорбящих в черных одеждах. Он смотрит на каждого долго и пристально, так чтобы они почувствовали и заметили его присутствие, чтобы встревожились и переключили все внимание с покойного на него – на того, кто жив.

Рядом с ним нервно переминается с ноги на ногу Янис Гианопулос, то и дело обеспокоенно поглядывая на него. Сын Аристотеля от второго брака, он совершенно не интересует Лукаса. Его брат Кристос тоже здесь. А вот парочка деловых партнеров, бессменный адвокат Аристотеля и одна из его подружек – картинно вытирает слезы. Чуть в стороне стоят Петрос и Доркас – последние верноподданные Аристотеля, которые работали на него, сколько Лукас себя помнит. Глупцы.

Под изнуряющим полуденным солнцем на прекрасном греческом острове собрались морально искалеченные и сломленные люди, этакие осколки жизни Гианопулоса. Собрались, чтобы похоронить человека, который, без сомнения, так или иначе оказал пагубное влияние на их судьбы. Но Лукаса не волновали все эти люди. Все, кроме одного. Точнее, одной.

В конце концов он остановил на ней взгляд. Молодая, изящно сложенная женщина с белой лилией в руке стояла, склонив голову. Калиста Гианопулос. Келли. Дочь Аристотеля от третьего брака. Единственное хорошее, что этот подонок сделал за свою жизнь. По крайней мере, Лукас так думал. До тех пор, пока она тоже не предала его.

На мгновение Лукас позволил себе насладиться ее явным беспокойством. Конечно, он узнал ее сразу же, как только вклинился в эту трогательную сцену. Пройдя через небольшое кладбище, Лукас миновал неухоженную могилу, где нашел последнее пристанище его собственный отец, и, приблизившись к свежевырытой яме, с удовольствием ощутил волну тревоги, что докатилась до него со стороны группки скорбящих.

И панику, охватившую Калисту при его появлении, он заметил сразу же. Хотя лицо ее было прикрыто вуалью, Лукас не пропустил вспышку ужаса, мелькнувшего в ее зеленых глазах, и то, как она покачнулась, прежде чем смогла взять себя в руки, и опустила взгляд.

Сейчас он смотрел, как она склонила голову еще ниже, словно пытаясь спрятаться от него. Но спрятаться от него шансов не было. Ни единого.

«Посмотри на меня, Калиста».

Лукас вдруг осознал, что ужасно хочет, чтобы она подняла на него глаза и встретила его негодующий взгляд. Хочет, чтобы она чувствовала себя виноватой перед ним, хочет видеть, что ей стыдно, хочет, чтобы она ощутила всю силу его презрения.

Или все же какая-то его часть, совсем маленькая часть, надеется, что он ошибся?