Тогда вспомнились мне недобрые слова шамана. Не зря, видно, кормил старик Грозного перед моим уходом.
Ночью три раза пронзительно и жутко кричал всё тот же… неизвестный.
Через несколько дней пути мы в болотах нашли район, где берёт начало Ух. Пробираясь по течению речной струи, мы дошли до того места, где Ух определённо принял вид реки метра в четыре шириной.
Выбрав островок посуше, мы сделали стоянку. В тот день мне удалось застрелить оленя — первого и последнего за время моей экспедиции на Ух. Убив его, я навялил и накоптил мяса. Илья в это время вырубил из прочного тяжёлого кедра днище для лодки. Для обшивки бортов мы использовали лёгкую сосну и с помощью топора и тесла смастерили лодку. Выбрав ель посуше, вырубили из неё два весла.
На следующий день наша лодка уже плыла по Уху. Но радоваться пришлось недолго. К ночи лодка остановилась: Ух струился по болоту-зыбуну, среди громадных, тесно прижимающихся друг к другу кочек. Пришлось тащить лодку на себе. Лишь утром река опять стала рекой, найдя своё русло.
К вечеру Ух снова растёкся по болоту, и снова всю ночь тащили мы лодку и припасы на себе — замёрзшие, мокрые, по грудь в зыбкой прогнившей воде. Ведь среди неё мы не могли остановиться для отдыха.
И опять те страшные, леденящие душу крики…
«Чёрт возьми! Когда же кончится эта галиматья?» — думал я, с тревогой посматривая на Илью. Эти дикие ночные крики действовали на него значительно сильнее, чем на меня. В глазах Ильи не исчезали настороженность и испуг, при каждом повторении криков он бледнел и дрожал всем телом.
В зыбуне мы мучились три ночи. И только на четвёртые сутки кончились опостылевшие смрадные болота. Вода стала чище и глубже. Вплотную подошёл к реке урман. Берега, густо поросшие елью, пихтой, кедром и сосной, надвинулись тёмной глухой стеной. Лишь посредине — над водой — светлела узкая полоска бледного северного неба.
«Шайтан пускать не хочет»
Бобров на Ухе оказалось действительно немало. Было радостно: не зря я решил обследовать эту реку. Мне удалось сделать много интересных фотоснимков. Всё время вёл я маршрутную съёмку и заносил на схему места бобровых поселений.
— Что рисуешь, Борис? — спрашивал Илья.
Я объяснял ему. Номин недоверчиво качал головой:
— Ам номсеум, атим (я думаю нет). Ты шайтана след ищешь, а?
— Атим, Илья, атим. Я для людей дорогу рисую.
— Зачем другим людям сюда дорогу знать? Не надо это. Шайтан шибко сердиться будет.
Я пытался объяснить — зачем. Бобров разводить будем. Недаром пушнину называют «мягким золотом». Номин за неё от Москвы товары получит и деньги. Москва за нее машины получит и золото. Новые дома будем строить, просторные, красивые, тёплые. Школы построим. Дети Номина учиться будут. И сам Номин, если захочет, — тоже.
Илья лишь недоверчиво качал головой.
Случилось в эти дни несчастье: исчезла лайка Номина — Ворсик. Отошла куда-то по берегу в сторону и — как не бывало её. Думали: вернётся. Нет, не пришла. Неважная была у Номина собака, а всё же… всё же это была собака.
Номин испуганно таращил глаза на лес и молчал. Опять мне вспомнились злые слова шамана.
В тот же день свалилось еще одно горе. Перетаскивая лодку через упавшие деревья, мы промокли, замёрзли и решили подсушиться. Я вышел на берег и, выбрав в густой чаще маленькую полянку, разложил костёр. Илья в это время подтаскивал лодку к берегу. Пока он возился у воды, я, пригретый огнём, заснул коротким тревожным сном. Внезапно — бывает иногда так: словно кто-то незримый толкнёт тебя, и ты мгновенно просыпаешься — внезапно я очнулся и сразу вскочил на ноги. Илья сидел у костра и дремал.
— Илья! Лодку подтащил?
Си, си (да, да), — встрепенулся Номин.
Я сквозь чащу посмотрел на берег. Лодки не было.
— Илья, где лодка?
— Олы, тыпал (есть, тут).
— Нет лодки, Илья!
Он поднялся, огляделся, и лицо его сразу сделалось встревоженным и испуганным.
— Шайтан, Борис!.. Шайтан лодку утопил.
Я подбежал к берегу. Лодка была на месте, но… под водой.
Теперь-то я всё знаю… А тогда, увидев, что у лодки в нескольких местах отлетела на швах смола, я решил, что это — результат нашей небрежности.
Все мои записи и фотоприпасы сильно подмокли, часть их испортилась. Соль и сахар растворились в воде, сухари превратились в кашицу. Нетронутыми остались лишь спички да порох, закупоренные в специальные баночки.
Потом… Не думал я, что подведёт нас мой старый друг — урман. А вот подвёл. Вплотную подступил он к берегам Уха, и многие деревья — полусгнившие, поваленные ветрами громадины, — упав поперёк реки, преградили нам путь.
Читать дальше