Пьер Гамарра - Тайна Пернатого Змея

Все в том же полумраке вырисовывалась высокая статуя — силуэт человека в пышных одеяниях, голова, увенчанная высеченным из камня султаном. У ног темной, мрачной статуи сверкали слитки металла. Множество слитков, нагроможденных друг на друга. Золото, это было золото! »

Я поднял голову. Где я?

В тропических джунглях? В полутьме майяского храма? В темном лабиринте, где заблудились двое неосторожных путешественников?

Да нет же! Я и не думал покидать свою деревушку Фабиак. За окошком я видел солнце, искрившееся на снегу. Яркое и ясное солнце на чистом и красивом снегу моих родных Пиренейских гор.

И все же сердце мое невольно сжалось. Ибо, если верить завещанию, мой кузен Жан был одним из несчастных героев всей этой истории. Именно о нем и шла речь — Жан-француз, Жан из Фабиака. Что сталось с ним, беднягой? Он снова и снова возникал в моем воображении — возбужденный, растерянный, шаг за шагом приближающийся к этому невероятному кладу, погребенному много веков тому назад…

— Ужасно! — прошептал Феликс, весь красный от волнения.

— Да, это ужасно… Но что же произошло дальше?

— Завещание на этом обрывается.

— Нет, — заметил я, — завещание на этом не обрывается. Или оно не закончено, или просто не хватает конца.

— Совершенно верно. Мы должны его дочитать, чего бы это нам ни стоило. А теперь бежим! Твой отец будет беспокоиться, что нас так долго нет.

Но на сей раз первой начала волноваться моя мать. Она звала нас, стоя внизу, у лестницы.

— Дети, что ж вы не идете? Погуляли бы, пока солнце.

Я ринулся на лестницу:

— Идем, идем, сейчас спускаемся!

В это время Феликс сложил листки, предусмотрительно оставив их, как прежде, выглядывать из папки, потом захлопнул ее и стремглав бросился за мной вдогонку.

Мама, несколько обеспокоенная, внимательно посмотрела на нас:

— Вы что, задачу решали?

— Да, мама.

— Трудную?

— О! Еще какую! — сказал Феликс с самым невинным видом.

— Решили?

— Еще нет… Гм… Почти. Скоро кончим…

— Хорошо. Ступайте поразмяться немножко. Солнце какое! Но будьте осторожны. Не вздумайте подражать этому верзиле Тужасу.

— Не беспокойтесь, госпожа Даррегиберри! — вскричал Феликс. — Что мы, сумасшедшие?

И через несколько минут мы шагали по белой от снега дороге. Илларион Пейре, завидев нас с лыжами через плечо, крикнул:

— Эй, чемпионы! Что-то вы опаздываете! Остальные уже катаются вовсю!

— А где они? — спросил я.

— На лугу твоего отца. Поторапливайтесь! Солнце вас ждать не будет!

Феликс прибавил шагу. Его не столько привлекала лыжная прогулка, сколько он спешил поскорей выбраться из деревни и поговорить со мной без помех. Удивительное дело — он совсем позабыл о холоде. Он даже позабыл зайти по дороге домой, чтобы прихватить солидный завтрак.

Чуть дальше — мы уже миновали деревню и шли теперь по тропинке меж склонов горы и долиной — он остановился, прислонил свои лыжи к дереву и схватил меня за куртку:

— Послушай, совершенно ни к чему торопиться. Успеем. Раньше надо все обдумать.

— Я не прочь.

— Давай подумаем. По-твоему, этот астек или, вернее, этот Ошоа — он зовется Эмиль Ошоа, не будем этого забывать, — он хороший или плохой?

— С виду он не злой.

— Не будем слишком полагаться на его внешний вид.

— А после того, как они нашли золото, что могло произойти?

— Здесь может быть несколько ответов, — серьезно сказал Феликс. — Во-первых, Ошоа мог попросту избавиться от твоего бедняги кузена, чтобы самому воспользоваться всем золотом. Теперь его терзает раскаяние, и он признается во всем, прежде чем покончить с собой!

— Он никак не похож на человека, который собирается покончить жизнь самоубийством.

— Я в этом не очень-то уверен.

— Второй ответ?

— Второй ответ, — начал Феликс несколько смущенно, — это… твой кузен… Извини, конечно, но в семье ведь всякое случается… И потом, он был очень возбужден. Э… э…

— Ты хочешь сказать, что мой кузен сам постарался избавиться от этого Ошоа?

— Вот именно. Но Ошоа не умер. Он возвращается, чтобы отомстить. Тут он узнаёт, что твой кузен никогда более не появлялся в этих местах и умер в Мехико. Тогда он ищет вокруг амбара. Может быть, он позабыл место, где хранится клад?

— Согласен. Но почему, скажи мне, он пишет завещание?