Александр Воронцов - Юнгаши

«Папа поймет меня, — размышлял он, ощущая прилив сил от того, что цель была близка. — Он будет гордиться своим сыном, как я горжусь своим отцом».

С такими мыслями Марат подошел к знакомому зданию. В подъезде его остановил часовой. Немолодой уже матрос с винтовкой в руке без удивления, скорее сочувственно посмотрел на измученного, неумытого и голодного, основательно оборвавшегося мальчишку. Появление таких ребят в ту пору не было здесь в диковинку.

— Чего тебе, чумазый? — невесело спросил часовой. — Здесь прохода нет, топай дальше.

«Эх, не сообразил, — подумал Марат, досадуя на свою недогадливость. — Надо было где-то умыться и привести себя в порядок. Поторопился».

Но отступать было некуда.

— Мне папу, — смущенный холодным приемом, пролепетал Марат.

— Папу? — удивленно переспросил часовой. — Вот чудик заморский. Другие кушать просят, а этому папу подавай. Первый раз такое слышу.

— Он здесь должен быть, — как можно тверже сказал Марат.

И с ужасом подумал: «А вдруг его уже нет? Перевели куда или заболел, мало ли что на войне бывает…» От этой мысли защемило в груди.

— Постой, постой, — смягчился часовой. — Может, ты и впрямь… Может, хоть фамилию назовешь?

— Есипов фамилия, — воспрянул духом Марат и совсем уверенно добавил: — Капитан второго ранга Есипов.

— Есипов? — Часовой сразу подтянулся. — Капитан второго ранга?.. Так это же наш начальник… — Он запнулся, боясь сказать лишнее.

— Точно, он, — обрадованно подтвердил Марат.

— Ничего себе! — Часовой вскинул свободную руку и передвинул шапку со лба на затылок, выразив тем самым высшую степень удивления. — Это что же… Выходит, капитан второго ранга Есипов — твой папа?.. А ты… — Завершить фразу он не решился.

— Его сын! — охотно завершил Марат.

— Маратом зовут?

Марат утвердительно кивнул.

— Как же, слыхивали… Так ведь ты в Башкирии должен находиться, в эвакуации.

— А нахожусь здесь, — твердо сказал Марат, немного недовольный затяжкой разговора.

Ему не терпелось увидеть отца.

— Ну, дела! — засуетился часовой. — Погоди-ка, сей момент доложу. — И потянулся к трубке висевшего на стене корабельного телефона.

Через минуту Марат, пробежав по мраморным ступеням на второй этаж, оказался перед красивой, красного дерева, дверью с табличкой: «Командир части». Он на мгновение остановился, отдышался, словно перед прыжком, и взялся за узорную бронзовую ручку.

Когда Марат отворял дверь, навстречу ему из кабинета выскочил озабоченный капитан 3 ранга. Под мышкой он держал папку для бумаг.

— Входи, орел! — Капитан 3 ранга уступил Марату дорогу и с деланным восхищением улыбнулся: — Ну, ты даешь, братец!

Марат шагнул через порог и сразу увидел отца. Тот шел ему навстречу из глубины просторного, скромно обставленного кабинета. Прежде всего он заметил, что отец сильно изменился. Вроде вырос, стал выше и худощавее. И только форма по-прежнему ладно и аккуратно сидела на нем. На кителе поблескивали эмалью два ордена Красного Знамени.

— Здравствуй, папа! — почти крикнул Марат, задыхаясь от волнения.

— Здравствуй, Марат! Здравствуй, сынок!

Отец с ходу обнял сына, крепко прижал к груди и на несколько секунд замер. Потом он одним движением отстранил Марата и, держа за плечи вытянутыми руками, посмотрел ему в глаза.

— Приехал, значит?

Спросил так, словно не верил, что это произошло, и не знал, как поступить дальше.

— Приехал, — упавшим голосом произнес Марат, почувствовав, что наступает решающий момент.

— Ну что ж… — Отец отпустил плечи Марата, повернулся и не спеша направился к столу, стоявшему в конце кабинета у окна. — Проходи, садись. Давай поговорим.

Марат медленно направился за ним, стараясь предугадать, что его ожидает. Внутренне он недоумевал. Как же так, сразу — официальный разговор?

Все эти две недели, пока Марат находился в дороге, он не раз представлял себе во всех подробностях встречу с отцом. Ему казалось, что прежде всего отец поведет его домой и какое-то время они побудут вместе, одни.

И вот нате — официальный тон, сухое «поговорим».

О том, что разговор будет нелегким, Марат догадался по строгому, незнакомому ему доселе блеску в глазах отца. Приветливые и радостные в начале встречи, они вдруг стали непроницаемо холодными, суровыми, отчужденно колючими.

Это не предвещало ничего хорошего.