Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ

Он подпрыгнул, но до перекладины не достал. «Как и тогда», — мелькнуло в голове.

— А ты подставь чурочку, — невозмутимо посоветовал Григорий Денисович.

Юла выбрал толстый чурбан, подкатил его под перекладину и поставил «на попа». Теперь он легко достал до перекладины. Повис.

Подтянулся раз, напрягая все силы. Опустился. Руки опять противно задрожали.

«Как тогда… Все, как тогда».

Он выпустил перекладину. Нет, не получается!..

— Тут секрет простой, — неторопливо сказал Григорий Денисович. — Тренировка. Вот и все. Ежедневная тренировка.

ла и Венька сидели на кожаном диване в кабинете Венькиного отца и размышляли.

— Конечно, — сказал Юла. — Надо бы попробовать. Но как-то… Боязно. А вдруг не получится?

— Ты знаешь, что такое двадцатый век? — горячился Венька. — Двадцатый век — это век научного эксперимента. Вот и ты. Давай поставь эксперимент. И назовем его: «Операция «Мускул-два». А что? Звучит!

— Название — это ты можешь! А сам-то попробовать сдрейфил. — Вдвоем бы куда легче.

— Знаешь?! Я придумал! — воскликнул Венька. — Обещаю весь этот год морально тебя поддерживать. Ты не смейся, моральная поддержка — это очень важно. Может быть, это даже самое важное в любом эксперименте. Все великие ученые это подчеркивали.

Они помолчали.

— И учти, — сказал Венька. — Экспериментаторы — самые герои. Один врач-экспериментатор привил себе холеру. Понимаешь? Во имя науки. А другой ученый опустился в батисфере на дно моря. И один, совсем один, жил там целых сорок восемь дней. Эксперимент — это двигатель науки. Ну? Понял?

Юла молчал.

Чего ж тут не понять?

Однако вот вчера он попробовал подтягиваться. Утром выскочил во двор, влез на чурку, повис. Подтянулся раз. Потом с великим трудом — второй. Передохнул минут пяток и опять, извиваясь всем телом, два раза подтянулся.

— Как червяк на крючке, — добродушно пошутил Григорий Денисович. — Держи туловище прямо.

«Всего четыре раза, — подумал Юла. — А нужно пятнадцать».

Руки у него ныли и словно бы набухли, плечи огрузнели.

Уже уходя в школу, он все-таки снова попробовал… Подтянулся еще два раза.

В школе почти на каждой перемене он мчался в спортзал. Подтягивался по разу, по два.

«Итого — двенадцать», — подсчитал он.

Вечером погулял с Квантом, потом опять подтягивался. Так, с перерывами, еще шесть раз.

Ночью он ворочался с боку на бок. Руки, плечи и бока болели. Даже шея и та ныла и еле-еле поворачивалась.

«Странно, — думал Юла. — При чем тут шея?».

Нынче утром он встал весь разбитый. Правда, боль немного поутихла. Но когда Юла попробовал опять повиснуть на перекладине, руки снова так заныли — он сразу спрыгнул.

«С непривычки», — сообразил он.

Однако решил сделать на денек перерыв. А то совсем разболятся и руки, и шея.

Вот так-то! Хорошо Веньке трепаться. Великий эксперимент! «Мускул-два»!

После уроков Юла задержался в пустой школе. Шел по коридору и вдруг увидел физика. Громадный Илья Николаевич двигался, как линкор, тяжело и солидно.

«А что? — мелькнуло у Юлы. — Говорят, Инквизитор мудрый. Спросить у него? Хотя… неловко…».

Он замешкался.

А тут Илья Николаевич и говорит:

— Ну, что? Какие мировые проблемы омрачают чело добра молодца?

Ну, раз сам спросил!.. Юла расхрабрился.

— Знаете, Илья Николаевич, вот мне один офицер… демобилизованный… Он сказал, что, если подтягиваться…

И Юла рассказал все.

— Да… — задумчиво прогудел Илья Николаевич. — Зайдем-ка…

Он положил Юле руку на плечо (низкорослый Юла весь кончался где-то под мышкой у физика) и так вот, легонечко подталкивая Юлу, прошагал с ним в учительскую.

Тут было пусто.

Они сели.

Физик достал из кармана длинную полированную трубку, такую длинную, что даже непонятно было, как она умещалась в кармане, набил ее табаком, сунул в рот и, не разжигая, сказал:

— Давай говорить честно. Я не знаю, станешь ты за год сильнее вдвое или в полтора раза. Или на одну и четыре десятых. Не знаю. Но зато я знаю твердо: тренировка творит чудеса. Вот слышал, есть такие йоги?

Юла кивнул.

— йог идет босой по пылающим углям и не обжигает ног. Он ложится под грузовик, а потом встает живой и невредимый. В чем секрет? — Физик пососал незажженную трубку и сам ответил: — Тренировка!

И Юла вспомнил, что точно так говорил и Григорий Денисович, даже с такой же интонацией: «Тренировка!».