Вадим Фролов - Поворот

— Знаю.

— Тогда сходи к нему, он в тридцать первой квартире живет. И скажи, что его ждут.

— А кто? Ждет-то кто?

— Скажи… сосед. Понял? Я тут в садике буду. Ну, топай. Погоди. — Он снова ухватил меня за плечо. — Если его дома нет, ты никому ничего не говори. Понял? Только ему. Да смотри, если смоешься — я тебя из-под земли достану. — И он опять засмеялся, и глаза у него опять стали как две черные дырки.

Я пошел, а почему пошел, и сам толком не знаю. Не то что испугался, пожалуй, любопытно мне стало и подозрительно что-то, больно уж тип какой-то странный.

В тридцать первой квартире мне открыла дверь толстая накрашенная, как кукла, женщина в халате.

— Тебе кого, мальчик? — спросила она.

— Мне… Фуфлу, — сказал я и осекся. Вот ляпнул!

Она засмеялась.

— Кого, кого?

— Костю, — вдруг вспомнил я.

— Костю? — она посмотрела на меня подозрительно. — Зачем?

Ненавижу врать, да что тут сделаешь…

— У нас сегодня… тренировка… футбол.

— Футбо-ол? — удивилась женщина. — А я и не знала, что…

И тут в переднюю вышел сам Фуфло, собственной персоной. Увидел меня и разинул рот.

— Ты чего? — спросил он, когда пришел в себя.

Женщина смотрела на нас во все глаза.

— Ты что, не знаешь, что у нас тренировка сегодня! — заорал я. — Всю команду подводишь.

Фуфло опять разинул рот. Потом закрыл его и хотел что-то сказать, но я ему не дал.

— Пошли-пошли, нечего тут! — снова заорал я и стал толкать и тянуть его к двери, а он снова разинул рот и так с разинутым ртом я вытащил его за дверь.

Он перевел дыхание и сказал свирепо:

— В глаз захотел, да? Чего приперся?

Я ему сразу сказал, в чем дело.

— Какой еще сосед? — спросил он. — Со… сед?! — он вдруг запнулся и даже позеленел. Стоит передо мной — длинный такой, неуклюжий, волосы чуть не по плечи, губу нижнюю выпятил, моргает, и от нахальства ни шиша не осталось.

— Ну? — спросил он тихо. — Где ждет-то?

— В садике, на Белинского.

— Черный?

— Черный.

— П-перекошенный?

— Перекошенный.

— Визжит?

— Пищит.

— Он, — сказал Фуфло и вздохнул. Да так вздохнул, что мне его жалко стало. Мой пес Повидло так вздыхает, когда ему тяжело.

— Может, не пойдешь? — спросил я.

— Чего уж, — сказал Фуфло и опять вздохнул, — пойду.

Мы вышли из парадной на Моховую. Фуфло огляделся по сторонам и пошел к садику. Я пошел за ним.

— Ты отвали, — сказал он.

Он шел уже своей обычной походочкой и даже посвистывал, но я-то видел, что поджилки у него дрожат.

— Отвали, — он вдруг разозлился, — по-хорошему говорю!

— Ладно, — сказал я, — но, если что…

— Пошел ты, — сказал Фуфло, и я отстал от него. Отстал, но сам потихоньку пошел за ним: мало ли что — уж больно он испугался, да и тип тот какой-то… непонятный. Но типа в садике не было. Фуфло покрутился немного, стрельнул у кого-то сигарету и пошел на Литейный, а я отправился домой.

Вот эти-то сорок пять минут я и потерял совсем зря. А может, и не зря? Кто знает?

Сейчас, когда день кончился, я почему-то очень здорово все вспоминаю. Прямо как в кино — прокручиваю все снова и вперед и назад. И все так и стоит перед глазами. Вот и дальше я довольно легко вспомнил, что было, когда я отдыхал — от 20.10 до 22.00. Конечно, это мое личное время. И тут никто ничего не скажет. Но мне-то самому интересно — потерял я это время или… нашел?

Значит, так. В этот район я переехал недавно. В школе этой — всего несколько дней. Ребят знакомых по-настоящему — никого. Скукота. И очень мне вдруг захотелось увидеть Машу Басову. Надо мне было ей кое-что сказать. Она, по-моему, думает обо мне не так, как на самом деле надо думать. Хотя бы с тем антоновским яблоком. На третьем уроке я взял и положил это яблоко на парту прямо перед ней, на ее тетрадку. Она вначале удивилась, посмотрела на меня, а я улыбнулся, дескать, это тебе, бери, яблоко хорошее.

— Антоновка, — сказал я.

Яблоко лежало перед ней такое большое, чуть желтоватое, красивое, и от него так пахло, что ребята в классе начали крутить носами и принюхиваться, но никто ничего не увидел, а увидел только Апологий — есть у нас такой трясучий парень — зануда такая, ко всем цепляется. Маша сперва нахмурилась, а потом тоже улыбнулась и погладила яблоко, и тут этот трясун прошипел на весь класс:

— Вот из-за этого и началась Троянская война.

Какая еще война, подумал я, а Маша сразу отдернула руку от яблока и столкнула его на пол. Я нагнулся, поднял его, положил к себе в карман, вылез из-под парты и дал Апологию по шее — он через проход от меня сидит, и я легко дотянулся. Дотянуться-то дотянулся, да схлопотал выговор от учительницы, а потом еще всю большую перемену простоял навытяжку перед завучем и слушал разные разговоры про честь школы и про то, что я новенький, а новеньким тем более не положено эту честь марать. Как будто не новеньким — положено.