Анатолий Мошковский - Река моя Ангара

Зато всего было полно. Хоть завались.

Был среди приглашенных, конечно, и Колька. Мне было как-то неловко, и я виновато поглядывал на него, точно сам ловко подстроил все это. Отныне Колька считался, моим родственником и не очень далеким, и на первых порах все это казалось мне смешным и нелепым. Мы даже поначалу вроде и дружить стали меньше, конфузясь и стыдясь чего-то.

Борис на первое время перешел к ним, захватив с собой самое необходимое.

Отец посоветовал мне особенно не досаждать им частыми визитами, и я целиком согласился. Надоесть всегда успею. Это по моей части, как говорила Варя. Я вообще перестал ходить к ним.

Без их дома мне стало очень скучно. И я уже был не рад, что однажды, совсем случайно, забрел на их улицу. По крайней мере жил бы Борис с нами, мы бы вместе ходили на Мутнянку, и он бы уже, наверное, к этому времени научил меня плавать.

Но разве мог я больше трех дней прожить без Бориса? Я прибежал к ним вечером четвертого дня. Закинув через калитку руку, отодвинул деревянную вертушку и бесшумно пошел по дорожке к дому.

Борис уже пришел с работы: с террасы доносился его голос.

— Нет, — говорил брат, — неправда, поживешь так три года и сам станешь хозяйчиком, кулачком мелкого масштаба… Надоело мне все это…

Я остановился у куста жасмина.

Марфа лузгала семечки, и хотя я не видел ее, но знал, что она собирает шелуху в кулак, а потом кладет в карман; она никогда не плевалась, как другие, ни на пол, ни даже на землю.

— Плохо у нас? — спросила Марфа. — Нам с тобой комнату дали.

— Я не говорю, что плохо, — сказал Борис, — а не по мне все это. Снимем лучше в городе…

— Мы еще за свадьбу не расплатились, а ты — «снимем».

— А еще лучше — уехать, — сказал Борис. — Так и состаришься при этом огородике и ничего не увидишь… Давай уедем, а?

— К чему? И куда? От добра добра не ищут.

— Махнем куда-нибудь на Ангару или на Енисей, чего тут киснуть.

Мне даже страшно стало, когда Борис сказал это. Я никуда не уезжал из нашего городка — правда, в Смоленске был однажды, когда с пораненным глазом меня возили в больницу, — и не мог представить себе, как это можно уехать куда-то за тысячи километров от дома.

— Поедем, если хочешь, — как-то безучастно сказала Марфа, — только я знаю, мама будет против, да и нас там не ждут кисельные берега…

— Маму уломаем, — сказал Борис.

Тут Марфа подавила вздох и замолкла, Я стоял за кустом и ждал, что она ответит. Только сейчас понял я, что это такое для меня — остаться одному.

Я громко кашлянул, потопал об землю ногами, точно шел от калитки, подошел к крыльцу террасы и поздоровался с ними.

— А где Коля? — спросил я.

— Где ж ему быть, в огороде сидит, наверное, — не очень ласково сказала Марфа.

Я обежал дом и в самом деле увидел Кольку в огороде.

— Колька, — сказал я, — ты ничего не знаешь?

— А что я должен знать?

— То, что твоя сестра собирается на Ангару?

На него мои слова не оказали никакого действия.

— Ну и правильно. Целый день сидеть на почте, взвешивать бандероли и штемпелевать письма — от этого окочуриться можно. Я бы тоже уехал.

Я внимательно посмотрел на него. Теперь я окончательно убедился, что не ошибся, когда впервые подумал, что этот ракетостроитель не совсем в уме.

— А я бы не поехал, — сказал я, — мне больше нравится тут.

— Ну и оставайся. Они ведь тебя не приглашают с собой. Тебе там делать нечего.

— Это почему?

— Там нужны люди с характером.

— А я чего, бесхарактерный, по-твоему?

Я просто разозлился на Кольку. Или он думает, что, став моим родственником, может говорить мне всякие гадости?

— Конечно, — серьезно сказал он, — я вообще не знаю, зачем ты живешь.

Я с трудом заснул в эту ночь. Вообще с тех пор, как одна койка стала в нашей комнате пустовать, сон у меня был неважный.

Неужели брат все-таки уедет? А я? Что я тогда буду делать один? Или моя голова специально предназначена для щелчков Степана, а уши — чтоб слушать ворчание Вари? Кто тогда за меня заступится? Даст деньги на кино?

Вечером к нам вдруг нагрянул Борис, наверное, прямо с линии, потому что на плече были «когти», а на монтажном поясе бренчала стальная цепь.

— Батя, — сказал он, — уезжаем.

Отец опять-таки выслушал его очень спокойно, словно его сыновья только и делали, что уезжали.

— А куда, не скажешь?

— Почему не скажу, пожалуйста. На Ангару.

— А-а-а, — протянул отец. — В Сибирь, значит. Ну, что ж, уезжайте. Сибирь — большая и хорошая земля. Я там в госпитале лежал, в Омске; посмотрите на свет, пока, молоды…