Ромуальдас Ланкаускас: Луна и кузнечики

Бумажные кораблики проплыли расстояние в несколько шагов и вдруг, на что-то наткнувшись, перевернулись. Мальчики подхватили их и выплеснули воду. Кораблики поплыли дальше.

— Ой! Мой быстрее, мой быстрее! — кричал тот, что в жакетке.

— А мой красивее! — заявил второй и, весело хихикая, калошей плеснул воду.

Маленькие, крохотные кораблики, а плывут они, как будто это не дождевая лужа, а настоящее море, где бушуют бури и ветры не утихают по целым дням. Настоящее море!.. Сколько всяких кораблей бороздит морские волны! Эх, вот это жизнь! Разве можно ее сравнить, например, с моими скучными каникулами: книги (читаешь про необыкновенные приключения, а со мной никогда ничего не случается!), мороженое (ешь столько, что живот начинает болеть), обмелевшая речонка (даже стыдно в ней полоскаться)…

Капли дождя падали все реже. Когда я поднялся по лестнице и раскрыл дверь в комнату, там суетился вернувшийся с работы мой брат Симас. Он очень торопился. Желтый кожаный чемодан уже и без того битком был набит всякими вещами, но Симас упорно запихивал туда еще геологическую лопатку и стоячее зеркало, перед которым брился по воскресеньям. Наконец чемодан так страшно раздулся, что теперь закрыть его мог только сам Симас. И Симас, придавив коленом крышку, с громким сопеньем закрыл чемодан. А чтобы покрепче было, перевязал ремнем.

— Едем! Укладывай скорее свои пожитки! — сказал он и повернулся ко мне.

Лицо его раскраснелось, на лбу и на щеках блестели капельки дождя, а может быть, пота.

Я прямо глаза вытаращил. Значит, Симас не в шутку говорил про поездку к морю? Вот это дела! Может, мне удастся спрятаться на каком-нибудь корабле, и тогда… Что тогда?.. Но пока не стоит гадать.

Я вскочил на стул и гаркнул что было сил:

— Валё-ё-ё! [1] Валё — по-литовски «ура».

— Чего блеешь, как баран? — поморщился Симас.

Я сунул руки в карманы и отчеканил речь следующего содержания:

— Известно ли вам, многоуважаемый научный работник, с кем вы имеете честь беседовать? Нет? Весьма сожалею. Ну, так слушайте: как только у меня пробьются усы, я непременно поступлю в мореходное училище. Пройдет несколько лет — и будьте любезны, стойте передо мной по стойке «смирно»! Я — капитан дальнего плавания. Надену черный пиджак с золотыми нашивками на рукавах, а курить буду прямую длинную трубку, набитую самым ароматным в мире табаком.

Симас свирепо покосился в мою сторону:

— Если ты сейчас же не перестанешь изображать обезьяну, так и знай — останешься дома. Я тебя ждать не собираюсь.

Несколько слов о трубках.

Как-то раз я уже пытался затянуться из трубки Симаса, но она показалась мне настоящей отравой. Потом у меня целый час текла слюна и мне даже стало плохо. Тошнота прошла только на следующий день. Ну и противная она, эта трубка Симаса!

Симас нервно взглянул на часы. Действительно, надо было торопиться, потому что мы могли опоздать на поезд. Впопыхах я сунул в рюкзак бинокль с единственным целым стеклом и леску, намотанную на ручку с пером. Симас запер двери. Мы вышли на улицу, омытую дождем. Там нас ожидала «Победа».

Небо прояснялось. С лип на асфальт падали последние капли дождя.

По улице скользнул солнечный луч.

Набирая скорость, «Победа» мчалась по залитым солнцем городским улицам. Под колесами машины шуршал еще мокрый асфальт, отсвечивавший так ярко, что шофер невольно щурил глаза. Управлял машиной он как-то особенно лихо и снижал скорость только на перекрестках, довольно робко поглядывая на франтоватых милиционеров.

Рядом с рулем тихо тикали часы; мимо мелькали витрины магазинов, красные, желтые, зеленые глазки светофоров; милиционеры плавно помахивали полосатыми палочками.

На улицы снова высыпал народ.

Погрузившись в радостные мысли, я и не заметил, как машина, сделав последний поворот, остановилась у вокзала.

Я схватил свою кепку и следом за Симасом заторопился к билетной кассе. Там творились весьма неприятные вещи. А именно: кассирша, сердитая старуха со сморщенным лицом, высунула в окошко свой длинный нос и ледяным голосом объявила, что билеты будет продавать только командировочным.