Ромуальдас Ланкаускас: Луна и кузнечики

— Да ты не бойся, лезь, — уговаривал я приятеля.

Джюгас осторожно влез в окно. Услышав, видимо, наш разговор, в комнату вошла тетя, и Джюгас никак не мог ответить на ее первый вопрос — каким образом он сюда попал. Потом тетя заметила раскрытое окно, испуганно оглядела палисадник, но, увидев, что там все в порядке, вздохнула с облегчением.

— Сердце у меня слабое, а ты, неугомонный, без проказ обойтись не можешь, — обратилась она к Джюгасу таким тоном, от которого покраснел бы, наверно, каждый.

И Джюгас стоял красный как рак, прячась за моей спиной. Но тетя не умела и не могла долго сердиться на своего соседа Джюгаса. Вскоре мы уже сидели за столом и пили парное молоко.

Вилюс ушел в город. Симас кончил бриться и сказал мне, что сегодня же ему придется поехать в деревню, которая находится в шести километрах от городка. Там уже работают другие геологи.

Мне нужно было срочно выбирать — ехать с Симасом или оставаться в городе.

Джюгас многозначительно подмигнул мне: оставайся, мол, мы тут с тобой что-нибудь придумаем.

И я решил остаться в городе. Уже садясь на подводу, Симас напомнил, что мое поведение должно быть безукоризненным. Я обещал вести себя так, чтобы тетя была довольна. Разве трудно что-нибудь пообещать?

Не теряя времени, мы отправились к реке, откуда доносились крики купающихся ребятишек. Джюгас сказал мне, что это место называется «Яма Перкунаса». Ребят здесь собралось, наверно, несколько десятков, не меньше, потому что галдели они так, что хоть уши затыкай. Одни дрызгались в мутной воде, другие удили в надежде поймать глупого язя или пытались плавать, оседлав непослушное бревно. Несколько полуголых мальчишек сновали между камнями мельничной плотины, разыскивая под ними скользких налимов. На берегу длинноногий мальчишка, весь извалявшийся в песке, изображал индейца. Он громко орал и размахивал веткой ивы.

— Это Дилба, самый первый в городе драчун, — прошептал Джюгас. — Он ничего не делает. Только ищет, к кому бы привязаться…

Дилба заметил меня, подошел, щелкнул по животу и громко осведомился:

— А ты кто такой?

За меня поторопился ответить Джюгас:

— Это мой товарищ. Из Вильнюса приехал. Брат у него геолог.

— Геолог? — Дилба почувствовал себя неловко, так как не знал, что означает это слово. — А что это за птица? Ты по-понятному разговаривай..

— Ученый такой, который богатства земли изучает, — пояснил Джюгас.

— Ага-а… — протянул Дилба, шмыгнув грязным носом. — По-другому сказать — камешки собирает.

— Не камешки, а минералы! — оскорбленно воскликнул я.

Дилба с любопытством взглянул на меня.

— Ясно… — Он оглянулся, не подслушивает ли кто-нибудь. — А ведь и я разузнал, что где-то тут недалеко золото зарыто. Мне бабка рассказывала… Хотите — давайте вместе искать?

Мы расхохотались.

— Что?! Не верите? — обиделся Дилба. — Да где уж вам, таким сморчкам, золото искать! — Он шлепнул себя рукой по ляжке, двумя пальцами схватил убитую муху и широким жестом швырнул ее в реку. — Будешь знать, как кусаться, зараза!

Выпачканное песком лицо Дилбы приобрело вдруг таинственное выражение. Он сунул в рот папиросу, закурил ее и, шепелявя, обратился к собравшимся:

— Ребята! Бесплатный аттракцион! Фокус-покус! Минута величайших переживаний. Сейчас вы увидите заплыв на десять метров брюхом кверху, с зажженной сигаретой…

Дилба вошел в воду по самую грудь. Он медленно лег на спину и поплыл по течению, осторожно загребая воду руками. Дымящаяся сигарета, словно труба небольшого катера, торчала из воды.

На берегу ребята даже рты разинули. Измаранный песком живот Дилбы то погружался в воду, то опять поднимался. Вдруг, пущенный чьей-то меткой рукой, в него шмякнул кусок мягкого дерна.

От толчка Дилба окунулся. Сигарета погасла и уплыла по течению.

Вся «Яма Перкунаса» залилась звонким смехом.

А Дилба уже ковылял к берегу, злобно сморкаясь.

— Какой балбес кидался, а? — зычно спросил он.

Берег молчал. Признаться — значило получить по шее, а поэтому виновник держал язык за зубами.

Узнать, кто именно покушался на его личность, Дилбе так и не удалось. Выражение его лица не обещало ничего хорошего. Он, ни слова не говоря, кое-как сполоснулся и стал одеваться. Натянул на себя выгоревшую рубашку, влез в длинные штаны, которые были ему чересчур велики, и заправил концы штанов в голенища порыжевших сапог.