Самуил Полетаев - Второе небо

Где он видел все это? Отчего казалось все здесь знакомым? Может, когда-то приснились ему и эти снежные вершины, и висящие вровень с ними легкие облака, и эта часовня у подножия горы?

Да, он вспомнил теперь: такие же горы не раз ему снились, но так непохоже все это было на то, что окружало его! Чингиз вспомнил коня, который часто являлся во сне: он сидел на нем, уцепившись за гриву, парил в облатках, замирая от страха и радости, долго летал над горами, но всякий раз кончалось тем, что он падал с коня и стремительно летел к земле. Но, ожидая удара, Чингиз просыпался, не успевая досмотреть свой сон до конца.

Днем он не помнил о ночных полетах, но по ночам, когда они снова снились ему, его не покидало чувство, что все это уже бывало с ним, и бывало не раз. И только сегодня, глядя на вершины в снегу, на домик с башенками у подошвы горы, он догадался, что видит, впервые видит свой сон наяву.

Чингиз пробрался в дом и вынес эспандер — две рукоятки на резиновых растяжках. Закинув эспандер за плечи, он стал отжимать его вправо и влево. Рыжий пес, дремавший у тандыра [2] Танды́р (кирг.) — глиняная печь для приготовления лепешек и пирожков. , подошел к мальчику и вежливо обнюхал его ботинки.

— Пшел! — испуганно крикнул Чингиз.

Пес зевнул, помахал обрубком хвоста и убрался в сени, Чингиз стал приседать: раз-два, раз-два! Поставив ноги на ширину плеч, он положил эспандер на грудь, развел его в стороны и повернулся корпусом влево: раз-два, — потом вправо: раз-два!

Кто это вместе с ним разводит руками: раз-два, раз-два? За кустарником, возле ручья, стояла девочка. Волосы ее, разбросанные по плечам, блестели от капелек. Узенькие глаза с бесстыдным любопытством следили за ним.

— Эй! Проваливай! — крикнул Чингиз.

Разве сделаешь спокойно зарядку, когда пес смотрит из сеней, а тут еще следят из кустарников? Девочка фыркнула и пригнулась.

— Все равно я тебя вижу! Вылезай!

Вздумала играть с ним в прятки! Чингиз подошел к ручью, помахивая эспандером, как плеткой. В траве зияли водяные оконца, из-под ног выступала вода. Над кустами снова появилась черноволосая голова.

— Смотри не утони! — крикнула девочка.

— Сама не утони!

Чингиз подошел к ручью. Они стояли теперь разделенные кустарником и настороженно смотрели друг на друга.

— Ты что тут делаешь?

— А ты что?

Лицо девочки, скуластое, розовое, было в капельках воды. Капли дрожали даже на ресничках.

— Моешься?

— Какой ты догадливый! — Девочка рассмеялась и стала расчесывать косы.

— А это что? — спросил он, показывая на коромысло.

— А это что? — как эхо откликнулась она, кивая на эспандер.

— Сперва ответь на вопрос, а потом сама спрашивай.

— Я на глупые вопросы не отвечаю.

— Почему же глупые?

— Показывает на коромысло и спрашивает, что это такое! Разве не глупый вопрос?

— Коромысло? — переспросил Чингиз, рассматривая изогнутый обтесанный шест с железными крюками на концах. — А что это такое?

— Ой, не знает, что коромыслом ведра носят!

Чингиз пожал плечами. Где и когда он мог видеть коромысло? Разве в городе воду носят из ручья? Открыл себе кран, вода сама льется — наливай сколько хочешь. А эта чудачка не знает простых вещей. Чингиз милостиво объяснил ей, что такое эспандер.

— Значит, от него становятся сильнее?

— А как же! — Чингиз пощупал мускулы на правой руке.

— И ты сильный?

Чингиз скромно промолчал.

— Ну тогда понеси эти ведра с водой.

— Просто так взять и понести?

— Нет, на коромысле. Я тебе покажу.

Девочка присела на корточки и, поддев коромыслом ведра, оттолкнулась рукой от земли. Развернув коромысло поперек плеча, она пошла, вихляя боками и раскачивая ведра.

— Понятно? — спросила она.

— Ясно. Давай!

Чингиз отдал ей эспандер, встал на четвереньки, а когда поднялся, выжав ведра на плечах, понял, что дальше не двинется. Коромысло врезалось в косточку на плече, причиняя острую боль. Он постоял, не зная, как двинуться с места, но получилось так, что ведра сами потащили его вперед. Он торопливо подставлял ноги под тяжесть, которая стремилась вперед и тянула — нет, не тянула, а грубо тащила его за собой. Из ведер на землю выплескивалась вода. Девочка что-то кричала, но Чингиз не слышал ее: он кряхтел от позора и боли.

Впереди блистало водяное оконце. Даже не оконце, а форточка, просто лужица в траве — не на что глядеть, но Чингиз не мог оторваться от нее. Как он ни пытался обойти ее стороной, непонятная сила влекла его к воде, как магнит. Под ногами хлюпала жижа, ботинки булькали в воде, правая нога потеряла опору и скользнула вниз, коромысло взметнулось к небу. Чингиз бухнулся вместе с ведрами в роковое это оконце.