Альберт Иванов - Деревянный хлеб

Друзей с ним, ну, десять человек. Двое — Юрка и Витька, а другие семь — один из них врач — на войне подружились. А самый главный у них — старшина усатый, бывалый человек, опытный, но только он всегда будет к Санькиному мнению прислушиваться. Кроме них, два врага в эшелон затесались: Пожарин и Рыба-лоцман. Они потом предадут, танк угонят, на сторону рыцарей станут, иначе с феодалами и сражаться будет неинтересно, слишком легкая победа.

Первым делом на разведку старшина пошлет Саньку, Юрку и Витьку. Себя в лицо Санька во сне не видел, просто чувствовал: он это он. А Юрка и Витька были такие же, как в жизни, но только намного выше ростом и сильнее. Он, Санька, им тоже не уступал, однажды засел танк в канаве — плечом сзади вытолкнул.

Так вот найдут они сносную дорогу из ущелья. И на танке. Едут, а навстречу палачи волокут раба на казнь. Затряслись, завидев танк, и на колени! И раб, дурень, вместе с палачами стал. Никогда боевой машины не видели и за дракона приняли.

Рабу объяснили на пальцах, что его угнетают, а с палачами — разговор короткий. Военно-полевой суд, тройка: Санька, Юрка и Витька. И в КПЗ их — в пустой вагон.

А дальше давай раскручиваться! Штурм замка! Восстание рабов! Погони! Ура-а-а!

Главное, сны в чем-то очень правдивые. Не всегда, как ты хочешь, выходит. И холодным потом обливаешься, и коленки дрожат, и устаешь сильно. И не всегда от тебя враг удирает, чаще — ты от него. И в плен тебя берут, и убежать невозможно, и на колени перед врагами становишься, плачешь, а самое страшное, товарищей иногда выдаешь, испугавшись мучений… Но тут же придумываешь им чудесное избавление: или ты их спасешь, или они сами удерут, да еще и тебя спасут. Это уже сказочное. Много сказки и немного жизни — вот что такое сон, кто в них понимает.

Санька в снах понимал, они ему снились.

Одно только его огорчало: никак не мог он выстрелить во врагов, не получалось. Заедало и пистолет, и автомат. Трудно убить человека даже во сне. Поэтому все кончалось кулачной дракой или орудийным огнем издалека… Такие сны Санька любил смотреть. А этот сон ему особенно часто снился: про воинский состав на средневековой планете.

И теперь он, замирая во сне, вновь преследовал предателя Пожарина в лабиринте подземелий королевского замка.

И вдруг увидел узников. Люди в лохмотьях ползли ему навстречу и кричали чуть слышным шепотом: «Хлеба!» В руках у Саньки буханки из котомки сапожника. И он сам, глотая голодную слюну, отламывает куски и протягивает им. И никакие это не рабы, а обычные побирушки у ворот базара. Миски с медяками и кусочками хлеба.

Хлеб решили отдать нищим, когда Санька рассказал Юрке и Витьке свой сон.

Короткая улочка, ведущая к большому Щипному базару… Бабушка говорила, что такое название сохранилось с тех пор, когда на рынке продавали только птицу.

У Щипного сидели калеки: безрукие, слепые, безногие… Громко стонали баяны, жужжали губные гармошки, а один инвалид даже пиликал на скрипке. Не у всех после такой небывало жестокой войны остались родные. А Дом инвалидов пока был всего один в городе — в бывшем госпитале.

Хлеб, аккуратно срезанный с чурок, друзья отдали у базара безногому танкисту, он жил в казарме с тетей Олей — парикмахершей. Она приютила его и все время истошно попрекала этим. Танкист выезжал на своей тележке в коридор, отталкиваясь деревяшками, похожими на щетки без волос, и, уткнувшись лбом в стену, горько плакал. Руки у него были сильные, иногда он подтягивался, становился на подоконник и бил стекла, желая выброситься. Сбегались женщины, стаскивали его оттуда, перевязывали порезы и громко ругали парикмахершу. Она появлялась в разгар страстей, кричала: «Вы такие добрые? Возьмите его к себе!» Танкиста никто к себе забрать насовсем не мог, его кормили на общей кухне горячим, на этом все кончалось.

Получив от ребят хлеб, танкист тут же, не сходя с места, загнал его: деньги были ему нужнее, чтобы задобрить парикмахершу.

И вдруг прямо перед ним остановились двое военных, таких же молодых, как и он, тоже с наградами на груди.

— Митька!.. — оторопели они.

Танкист обхватил их ноги и уткнулся лицом им в колени.

Обрадованные и расстроенные встречей, военные разбушевались:

— Ты чего позоришься?! Копеечный побирок! Идиот! Почему не написал?! Вместе в танке горели, а ты!..

Собрались люди.

— Решено! С нами поедешь! — Они подхватили танкиста под руки вместе с тележкой — он радостно, бессмысленно улыбался — и так понесли с собой.