Борис Костюковский - Зовут его Валерка

— Ничего я не думал, — обиженно говорят дядя Саша, — и вовсе не собираюсь от него отступаться. Мы из него всё же сделаем человека. Или я ничего не понимаю в людях, или…

Дядя Саша замолкает.

Нет, что ни говори — плохой человек этот Анянов!

И зря дядя Саша возится с таким.

Каждый месяц запоминается Валерке какими-нибудь радостными событиями. Разве ноябрь ему нечем вспомнить? Ведь это в ноябре выпал настоящий снег и не растаял. В ноябре Валерка впервые встал на лыжи. Наконец, в ноябре были короткие каникулы, и он целыми днями играл на улице и катался с высоких горок, построенных домоуправлением.

А 7 Ноября вместе с классом он шёл в праздничной колонне. На отвороте его шубы алел красный бант, приколотый октябрятской звёздочкой. В руках Валерка держал флажок. На флажке мальчик — Володя Ульянов. Валерка был очень горд, что Дарья Емельяновна доверила ему нести этот флажок.

Если бы его могли сейчас увидеть бабушка и мама, ох и обрадовались бы они!

В дни каникул быстро летит время. Кажется, что они только начались, и вот уже снова надо идти в школу. Нет, Валерке не надоело учиться. Он с охотой ходит в свой класс. Но каникулы оказались очень уж короткими: еще бы денёк или два… Через несколько дней Валерка уже стал забывать о каникулах и, даже приболев, всё равно пошел на занятия. Ему ни за что не хотелось пропускать школу. Дядя Саша тоже больной несколько раз ходил на работу.

Вот такой был ноябрь.

Но этот месяц принёс Валерке и огорчения.

Всё началось с охотничьего ножа, с того самого ножа, который ещё весной выносил Валерка во двор для строительства гаража.

Случилось всё так.

Валерка сидел дома и выстраивал в колонны пустые картонные гильзы. Пришёл Женька и стал усиленно звать на улицу. Но гулять они пошли не сразу, а начали вспоминать, как провели лето. Валерка, наверное, в десятый раз принялся рассказывать про охоту на коз. Чтобы рассказ его был убедительнее, он достал из шкафа нож. У Женьки сразу загорелись глаза.

— Давай возьмём его на улицу, — предложил Женька.

— Нельзя, ещё кто-нибудь увидит.

— А мы никому не будем показывать. Уйдём за дом и выстрогаем там себе пистолеты. У нас в подвале знаешь какие хорошие чурбачки! — уговаривал Женька.

— Говорят тебе — нельзя! Дядя Саша сказал, что этот нож можно брать только на охоту.

— Жалко тебе, вот и всё, а ещё друг! — презрительно бросил Женька.

Это задело Валерку. Он сунул нож под пальто и с вызовом сказал:

— Пошли, показывай, где твои чурбаки.

Сделать пистолеты оказалось не так просто: они никак не получались. Тогда взяли палку, обстругали и начали сражаться прямо у Женькиного подъезда. Один нападал с саблей, другой отбивался ножом. Потом менялись оружием.

Ребята и не заметили, как подошёл Женькин папа.

— Это что у тебя? Где взял? — строго спросил он.

— Это нож, — невинно ответил Женька.

— Вижу. Где взял, я спрашиваю? — ещё строже спросил отец.

— Где взял? — медленно переспросил Женьки. — Нигде не брал. Это Валерка вынес. Давай, говорит, сражаться, ну, а мне-то что — давай, говорю.

— Дай сюда. — И Женькин папа забрал нож. — Безобразие, доверяют детям такие вещи! — возмущался он. — Передай своему отцу, чтобы он ко мне пришёл за ножом. Имей в виду, я потребую от него, чтобы он тебя как следует выпорол.

— Он не будет меня пороть! — возмутился Валерка.

— То-то и видно, что мало тебя порют, поэтому ты и позволяешь себе такие безобразия! Ничего, я позабочусь, чтобы этот фокус тебе даром не прошёл…

Валерка был так огорошен Женькиным враньём, что больше не мог вымолвить ни слова. Такого предательства он от Женьки никогда не ожидал. Когда отец ушёл, Женька начал лебезить и уговаривать Валерку.

— Ну чего ты сердишься, — гнусавил он, — ведь тебя пороть не будут, поругают, и всё! А меня бы обязательно выпороли. Думаешь, это приятно?

Валерке не хотелось с ним разговаривать. Разве мог Женька понять, что предстоящий разговор с дядей Сашей для Валерки был хуже порки?

В этот день на занятиях Валерка был невнимателен, и Дарья Емельяновна несколько раз делала ему замечания.

— Кистенёв, что с тобой происходит, я тебя просто не узнаю. — Она назвала его даже по фамилии, — значит, сильно рассердилась.

Разве могла она догадаться, что у Валерки не выходил из головы этот проклятый нож?