Василий Голышкин - Лёшка

— В крайнем случае, — процедил он, — если обманешь, мы тебя расстреляем.

Трус как пес: чья палка ближе, того он и боится. Немцы были ближе, и Бычок, боясь их больше, чем партизан, поклялся служить честно.

Ему дали ящик, щетки, ваксу и посадили на улице, сбегающей к морю: сиди, поглядывай, а главное, не спускай глаз с ворот напротив. Что там, за воротами, его, Бычка, не касается. Его интерес в другом, примечать тех, кто будет крутиться возле ворот. Вот он сидит и покрикивает: «Чистим-блистим, пятна сводим, лоск наводим». Рот у Бычка от улыбки до ушей. Голос, как у корабельной сирены, резкий и долгий, однако предложение не рождает спроса. Редкие русские угрюмо проходят мимо. Им не на что, да и нечего чистить. У большинства обувь просит не ваксы, а «каши». А щеголеватых немецких голенищ не видно.

Время от времени ворота напротив распахиваются, впуская или выпуская грузовик, и тогда открывается панорама двора. Во дворе, зеленые, суетятся немцы, перетаскивая какие-то ящики. Бычок удивился, прочитав на одном из них: «Кофе». И зачем его здесь посадили? За кофе приглядывать, что ли? Кому он нужен, кофе этот? Воры на него не польстятся — немецкий! А у тех с ворами расправа короткая: не в тюрьму, так в петлю. Партизанам — тем и подавно не до кофе. Станут они рисковать из-за него своей партизанской силой!

Но у Румера — Опоссума на этот счет были свои соображения: станут! Тем более станут, когда узнают, что на самом деле скрывается за маркой «Кофе». А то, что узнают, у Румера — Опоссума сомнений не было. Сколько раз уже маскировали гранаты и мины фруктами и овощами. И что же? «Герр майор, — вопил по ночам телефон, — на овощном складе поджог!» «Что с овощами?» — свистел в трубку адъютант по особым поручениям, соблюдая конспирацию. «Взорвались!» — теряя самообладание, орала трубка.

Но кто, черт возьми, наводил партизан на след складов с боеприпасами? Может быть, дети? Вездесущие Гавроши, шнырявшие по оккупированной Керчи? Взрослый, пройди он дважды возле одного места, сразу обратит на себя внимание. Ну а детям, тем сам бог велел всюду шнырять и во все совать свой нос. Ладно бы просто так совали, а если с умыслом? Это надо было проверить, и Опоссум, поразмышляв, затеял операцию «Чистильщик». Так он сам ее про себя закодировал.

Утром ни свет ни заря, когда Аджимушкайские каменоломни, как в молоке, утопали в белесом тумане, из-под земли на землю потайным ходом выбралась какая-то девочка и по-девчоночьи быстро и мелко засеменила по направлению к Керчи. В Керчь она вошла без особой опаски. Комендантское время миновало час назад, и улицы, до того пустынные, ожили. Смешавшись с толпой, жиденько струившейся с улицы в улицу, девочка щепочкой поплыла вместе с нею, во все всматриваясь, ко всему прислушиваясь. И ни у кого из толпы не возникло сомнения, что это девочка, а не мальчик, да еще юный разведчик Володя Дубинин.

Вот и вчерашняя улица. До свидания с бабушкиной внучкой еще час. У него на часах только восемь. Часы ручные, но носит их он не на руке, а на шее.

В небе, как хлопья ваты, висят облака. Из ваты капает, как будто ее выжимают. Хорошо, что дождь, думает Володя. Когда дождь, никто ни к кому не приглядывается. Даже те, кто по службе обязан. Задерут воротники и ходу от дождя под крышу, в сушь. Тут же поправляет себя: хорошо, да не совсем. Ему под крышу, в сушь, нельзя. Его дело слоняться по улице. А это не совсем безопасно. Те, кто к другим приглядывается, могут подумать, чего это он под дождем шлындает, сдурел или на уме что? Что же делать? Увы, слоняться. Иного выхода у него нет. Время разведчика на вес золота. Вернешься с пустыми руками, всем свяжешь руки. Рискованно, конечно. Ну и пусть! Без риска разведки нет. Без риска только в зоопарк ходят. Там звери в клетке. А здесь они на свободе, звери-фашисты. Но он их не боится и от своего не отступит. Будет слоняться по улице до тех пор, пока не высмотрит, чего нужно. А чтобы не лезть на рожон, он вот что сделает: отведет зверям-фашистам глаза. Будет ходить по улице с бумажкой в руках. Подойдет к дому, посмотрит на номер, покачает головой и дальше: не тот! Пристанут: чего, мол, ищешь? На внучкин дом сошлется: лекарство несу! Проверяй не проверяй, тут без обмана: вот дом, вот больная в нем…

Он его сразу приметил. Чистильщик сидел, прижавшись к кирпичной стене с железным козырьком и, защищенный от дождя, время от времени тянул: «Чистим-блистим». И сразу узнал: Бычок! Встречал не раз на базаре. Но Бычок никогда не был чистильщиком. Детей-чистильщиков вообще не было в Керчи. И вот явились! Володя горько усмехнулся: чтобы выжить, за что только не ухватишься! Даже за сапожную щетку. Он прошел мимо, не удостоил Бычка взглядом. Прошел в другой раз, глядя вперед и в то же время не упуская из виду Бычка. И сердце у него, как у охотника, радостно екнуло: вот это дичь! Дичью был Бычок. Лукаво-простодушный Бычок, которого он держал в поле своего бокового зрения. Удача сама шла к нему в руки. Бычок мог его и не знать. Но он-то хорошо знал Бычка. И мог при случае напомнить, как тому не раз приходилось уносить ноги от рассерженных торговок, не желавших поделиться с Бычком своим товаром. Напомнить, позлорадствовать для вида над неуклюжестью Бычковых преследовательниц и тем завоевать его расположение. А там, войдя в доверие, и подменить Бычка на его «посту». А пост что надо, не пост, а настоящий НП! Сиди, заманивай клиентов, а сам через улицу знай поглядывай, что там немцы за железными воротами хранят?