Борис Азбукин - Пять Колодезей

— Ой, не надо! Пожалуйста, не говори! Никому не говори! — взмолился Степа, представив себе, как будет издеваться над ним Любаша, если узнает об этом. — Мы лучше ему потом сами все скажем.

— Не надо, — попросил и Пашка. — А то еще обидится и скважину бить не станет.

— Ну хорошо, не скажу, — успокоил Николай Иванович. — Пусть это будет нашим секретом.

Назарьян осмотрел колодец, вместе с Андреем Лукичом определил место закладки скважины и уехал.

Николай Иванович тоже ушел.

Ребята же весь остаток дня прокрутились подле дяди Андрея (так геолог велел себя звать), который с двумя рабочими ставил треногу и приспосабливал лебедку, а потом начал разбивать брезентовую палатку.

Все, что теперь делалось тут, было для Степы необычайным и привлекательным. Теперь на трассу канала можно и не спешить.

Дядя Андрей уверял, что их скважина будет точь-в-точь такая же, как на канале. И даже пробы грунта они будут брать.

Вообще дядя Андрей — настоящий парень. Сразу видно — свой брат, изыскатель! Не важничает, не задается. Он не то, что дедушка Михей, он сразу согласился составить несколько бригад бурильщиков из самых здоровых и сильных мальчишек, которые будут помогать рабочим. Он, Степа, успел уже записать добровольцев. А завтра утром… Завтра он вместе с Пашкой, Митей и Санькой станет крутить под треногой поворотный хомут, брать пробы грунта, укладывать их в специальный ящик с клеточками на дне и вести записи в журнале. А уж потом, когда в артезианской скважине забулькает вода, они с дядей Андреем займутся составлением продольного геологического разреза места, где проходит водоносный слой. Правда, Степа еще смутно представлял себе, в чем будет состоять его роль и роль его друзей, но он был уверен, что дяде Андрею без их помощи не обойтись.

Солнце уже опустилось в море, и Черный мыс на фоне багряной зари сделался темно-лиловым, когда наконец кончились все приготовления и геолог собрался в село. Окруженный ватагой ребят, он подходил к Степиному дому, как вдруг навстречу со двора выскочила запыхавшаяся Любаша.

— Ой, дядечка Андрей! Мальчики! Скорей, скорей идите на берег — Николай Иванович зовет! — выкрикнула она. — Идите смотреть, как море горит! Ой, как интересно!

Степа никогда еще в жизни не видел горящего моря и первым бросился за ней через двор. Ему очень хотелось бежать рядом с Любашей, но, как назло, между ними затесался Пашка, а перескочить на ее сторону казалось неудобным. Миновав разрушенный сарай, они с разбегу чуть не налетели на Николая Ивановича и стоявшего с ним старого рыбака. И тут, в сумятице, Степа увидел рядом с собой не Пашку, а Любашу. Они вместе подбежали к воде и вскрикнули от изумления.

Вся бухта светилась каким-то волшебным голубоватым светом. Казалось, будто из глубины, с морского дна, излучалось на поверхность спокойное и ровное голубое свечение. Неподалеку плыла рыбацкая байда. И Степе чудилось, будто она скользит по горящей воде — так четко вырисовывался ее смоляно-черный силуэт. Но тени от лодки не было. Свет лился со всех сторон, и вода, если приглядеться, сверкала, как добела раскаленные железные опилки.

— Смотрите, смотрите, какое чудо! — Любаша восторженно захлопала в ладоши.

И Степа увидел, как внутри жидкого холодного пламени, которое плескалось у их ног, мелькнуло, извиваясь, длинное гибкое тело иглоносого саргана, все облитое каким-то феерическим молочно-голубым сиянием. Затем в нескольких шагах от них серебряной торпедой стремительно пронеслась кефаль, за ней другая, третья.

— Вот она, пришла к нам горючая вода, — пробасил сзади рыбак. — А днем она вся красная от инфузорий.

Только теперь Степа сообразил, что те розовые и красные полосы, которые он видел днем на море, ему не померещились. То приближалась, гонимая ветром от Сиваша, «горючая вода», которая наполнила сейчас всю бухту своим таинственным сиянием.

Степа как зачарованный смотрел на светящееся море на угасавшую рубиновую полоску заката, и в душе у него все ликовало и пело. Но он и сам не мог бы объяснить почему. Потому ли, что море такое необыкновенное, сказочное, потому ли, что рядом с ним была Любаша и он чувствовал в этот миг легкое прикосновение ее руки, или он вспомнил о своей мечте и о том волнующем, что будет завтра.

А завтра будет новый радостный день…

Крым — Москва

1954–1956