Энн Брешерс - Второе лето союза «Волшебные штаны»

Внезапно Лена поймала взгляд Костаса. Ее поразила его отчужденность и холодность. Вокруг Костаса сегодня словно сгустились тучи и было сумрачно. И тут Лена заметила девушку, которая стояла с Костасом под руку. Ей было лет двадцать с небольшим. Неумело осветленные волосы казались не белыми, а желтыми на фоне черного костюма Костаса. Лена не видела эту девушку раньше, но чувствовала — она не родственница и не друг семьи. Лена стояла рядом с бабушкой, пожимала руку каким-то людям, слушала их и ждала, что Костас подойдет к ней, но так и не дождалась.

Небо потемнело, а церковный двор уже опустел, когда он наконец приблизился к ним вместе с блондинкой.

Костас неловко обнял Валию и ничего не сказал. Светловолосая девушка скромно чмокнула бабушку в щеку. Лена пристально смотрела на незнакомку, и та ответила недобрым взглядом. Лена ждала, что их представят друг другу, но бабушке было не до этого. Лене стало не по себе.

Священник, который не уходил до конца церемонии, почувствовал неловкость положения. Он неплохо знал английский и сумел объясниться.

— Костас, познакомься с сыном и невесткой Валии. Они из Америки. — Он указал на Лениных родителей, которые стояли неподалеку. — И с внучкой Валии. — Он указал на Лену. — Лена, ты знаешь Костаса и его невесту?

Невесту.

Слово летало и летало вокруг Лены, как оса, жужжало, прицеливалось, а потом укусило.

Она посмотрела на Костаса и он наконец посмотрел на нее. Посмотрел совсем по-другому. У Лены зарябило в глазах.

Она села на землю, уткнулась лбом в колени. Она чувствовала, как мама испуганно теребит ее, увидела, что Костас подходит к ней. И тут, повинуясь инстинкту самосохранения, Лена быстро встала и бегом кинулась прочь.

Ее отчаяние не умещалось в спальне. Ее отчаяние не уместилось бы и во всем доме. Лена тихо вышла из дома, чтобы отпустить свое отчаяние в темнеющее небо.

Она брела босиком по пыльной дороге и машинально свернула к оливковой роще. Это тайное место принадлежало им с Костасом, но Лена знала, что он его забыл, как забыл все, что связывало его с Леной, включая и ее саму. Острые камешки впивались в подошвы ее нежных, не привыкших к ходьбе босиком ступней, но Лене было все равно.

Добравшись до рощицы, Лена обняла по очереди все оливы, словно это были вновь обретенные дети. Она села у пруда, обмелевшего по сравнению с прошлым летом, и подумала, что весь остров как-то пожелтел и стал суше.

Здесь все началось. Лене казалось, что нужно омыть в пруду свои уставшие и израненные ноги и попрощаться с прошлым.

Лена думала, что совершит это таинство в одиночестве, но внезапно услышала шаги. Сердце у нее екнуло, но не из страха перед бандитом или насильником. Лена знала, кто это.

Костас сел рядом, закатал брюки и тоже опустил ноги в воду.

— Ты женишься, — обвинила она прямо.

Ему было больно, стыдно, грустно, но что из этого?

— Она беременна, — ответил он.

Лена хотела быть бесстрастной и спокойной, но не смогла. Она в изумлении смотрела на него.

— Ее зовут Марианна, и я встречался с ней всего три раза после того, как ты меня бросила. На второй раз… Ну, в общем, ты все понимаешь.

Лена сглотнула.

— Я тупой ублюдок.

Лена никогда не слышала от него подобных слов, но готова была согласиться.

— Она беременна, так что отвечать придется мне.

— А ты уверен… — Лене трудно было говорить, — что это от тебя?

Он посмотрел на нее с удивлением:

— Мы не в Америке. Здесь другие обычаи. Именно так должен поступить джентльмен, если он встречался с девушкой.

Лена с горечью вспомнила, как Костас произносил это слово совсем при других обстоятельствах. Итак, его стремление быть джентльменом не принесло Лене счастья. Глядя на воду, Лена вспоминала события прошлых недель.

— Ты поедешь с ней в Лондон?

Он покачал головой:

— Не сейчас. Мы пока останемся здесь.

— Ты ее любишь? — спросила Лена.

Костас посмотрел на нее, а потом закрыл глаза.

— Я ни к кому никогда не испытывал того, что к тебе. — Он открыл глаза, чтобы видеть ее.

Лена знала, что вот-вот заплачет, и хотела уйти до того, как это случится. Она поднялась, но он взял ее за руки и потянул обратно, крепко обнял, прижался губами к ее волосам.

— Лена, если я разбил твое сердце, то свое я разбил в тысячу раз сильнее.

Лена слышала, что он плачет, но не хотела видеть этого.

— Господи, я готов на что угодно, лишь бы все исправить, но не смогу.

Лена сделала слабую попытку высвободиться.