Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна

Так почему бы не быть в природе зелья-веселья, смех-травы? Просто люди еще не нашли их или, может, потеряли их секрет. Верил же Рыжий Август. Говорил же про какого-то деда, старого Хихиню с Куреневки… А почему обязательно думать, что это выдумки, тары-бары? А если правда…

После уроков, даже не заходя домой (есть мне не хотелось), я пошел на склоны, к Лавре, к мемориалу. Я часто ходил сюда. Я очень любил это место. Папа говорит, что эти склоны уникальны, что таких нет ни в одном ареале мира (по-моему, он повторяет слова своего шефа, член-кора Ивана Михайловича, который перетянул его в Киев, но я согласен с ним).

К мемориалу папа привел нас в первый же день, как мы приехали. Он водил нас по огромной территории мемориала и всё показывал с такой гордостью, будто он сам всё это создал. Мы с мамой и с дедом Гришей ходили тихие и завороженные. Даже всегда разговорчивый дед Гриша примолк и только цокал языком.

Да и тяжело было не поцокать. Рядом с этой великанской серебряной фигурой Родины-матери, что высоко вверх поднимала щит и меч, чувствуешь себя маленькой-маленькой букашкой.

А эти скульптурные группы в полутемных бетонных коридоров, а огромная чаша с вечным огнем, а площадка с боевой техникой…

Я шел бесконечными аллеями и лестницами и то и дело наклонялся и срывал какую-нибудь травинку, подносил ко рту и жевал. Ни у кого и подозрения не могло возникнуть. Кто не брал в рот травинку!..

Вы, понятно, можете смеяться, но все, даже самые выдающиеся, открытия совершались случайно. Есть даже такой научный метод проб и ошибок. То есть пробует-пробует человек, ошибается-ошибается, а потом — глядь! — и открытие.

Вот и я попробовал. В буквальном смысле. Через полчаса я уже так напробовался, что у меня челюсти сводило. А смеха не было. Ни грамма (как говорит мой папа). Не, так я стану коровою, жвачку жевать начну, а смех-траву не найду.

И вдруг…

— Стёпа!

Я поднял голову и споткнулся от неожиданности.

Передо мной стоял Чак.

— Здравствуй! Ты смотри!.. Опять встреча! А я только что о тебе думал. Хорошо бы было, думаю, разыскать Стёпу. Понимаешь, вчера я себя очень очень плохо почувствовал. Не хотел тебя пугать, но боялся, чтобы прямо на улице не того… Сердце схватило. Это у меня бывает. Всё-таки восемьдесят… Но отлежался, лекарств наглотался и — ничего. Еще прыгаю. А ты как себя чувствуешь?

— Ничего. — Я так обрадовался встрече с Чаком, что мне можно было ничего не объяснять, я улыбаюсь. — Всё нормально.

— Ты прямо из школы?

— Ага.

— И не обедал?

— Я еще не хочу… Я очень люблю это место.

— Правда? Хорошо тут. — Чак задумчиво посмотрел вдаль. — А я тоже пришел… Война вспоминается… Оккупация… Я тебе вчера обещал рассказать. Если встретимся… Ну вот, встретились. Но знаешь, может, лучше снова перенесемся туда? А?

А у меня быстрее забилось сердце.

— Разумеется! Конечно!

— Только давай завтра. А? Потому что ты еще не обедал, уроки не делал. А завтра в четыре. Возле цирка, там же. Согласен?

— Ну… согласен, — немного разочарованно сказал я. Мне хотелось сейчас, немедленно. Но… ничего не поделаешь.

Чак, наверно, почувствовал мое настроение.

Он положил мне на плечо свою легкую, почти невесомую руку и сказал, будто извиняясь:

— Сегодня я всё-таки не в форме. Идем, проводишь меня немного. Я на метро. А ты там на автобус сядешь или на трамвай, и поедешь до своего Печерского моста.

— Ага! — обрадовался я. Мне не хотелось вот так сразу разлучаться с ним.

Мы вышли из мемориала к Лавре и пошли по улице Январского восстания.

— Ну, как там у тебя в школе? Все хорошо? — спросил Чак.

— Да… Нормально, — отвернулся я и махнул рукой, пытаясь не выдать своего смущения. Я бы лучше провалился сквозь землю, чем стал рассказывать ему о своих школьных неприятностях, о своем позоре, о своих переживаниях.

Чак больше ничего не сказал, и какое-то время мы шли молча.

— Слушай, а ты «Графа Монте-Кристо» Дюма читал — неожиданно повернулся он ко мне.

— А как же!

Я и правда перечитал в прошлом году всего Дюма, который был в нашей сельской библиотеке, — и «Три мушкетера», и «Виконт де Бражелон», и «Королева Марго». И, естественно, «Граф Монте-Кристо». Мой дед Гриша еще его в графа Монте-Кресло перекрестил. Хотя тоже прочитал с большим удовольствием. Дед Гриша все книжки, которые я приносил из библиотеки после меня читал.

— Ну, и как тебе? — спросил Чак.

— О! — показал я большой палец.

— Ну, значит, тебе будет интересно посмотреть на этот дом. — Чак остановился у старинного дома с необычно высокими продолговатыми, вверху закругленными окнами.