Улыбаясь, она сидела на стуле, что стоял лишь задними ножками на шаткой трапеции, и спокойно раскачивалась, как на обыкновенных качелях.
И вдруг…
— А-а! — не своим голосом закричал Стороженко. Один из тросов, на которых держалась трапеция, лопнул, и Тереза полетела вниз, на арену.
— А-а-а!
Я не понял, как это случилось, но она упала как раз между двух медведей, которые стояли вплотную один к другому. И только это было причиной того, что она не разбилась сразу на смерть. Покалеченная, она еще смогла поднять голову и улыбнуться.
Почуяв кровь, львы и тигры напряглись, готовясь к прыжку.
Еще миг и…
Цирк замер.
И тут лохматый, взъерошенный дед с большой седой бородой, что стоял на галерке рядом с нами, что громко крикнул.
И то ли от этого крика, или кто кто его знает почему все звери вдруг кинулись прочь с арены через решетчатый коридор.
Через мгновение на арене осталась лишь Тереза, которая лежала на спине, раскинув руки.
Я взглянул на ложу Голозубенецкого. Глаза его горели восторгом, он улыбался.
В следующий миг Стороженко, а за ним Чак уже бежали вниз по лестнице. Цирк возбуждено забурлил.
Когда мы, петляя коридорами, сбежали наконец вниз, Терезы на арене не было. Одна из секций решетчатой ограды была снята, и униформисты уже унесли Терезу за форганг.
Стороженко кинулся туда.
Тереза лежала на полу, с закрытыми глазами, без сознания, но живая — грудь её поднималась от прерывистого дыхания.
Вокруг неё суетились люди: и артисты, и зрители. В стороне хмурился толстый рябой Анем. Увидев Стороженко, один из униформистов сочувственно положил ему на плечо руку.
— Уже вызвали карету «скорой помощи». Но…
В это время сзади какой-то юноша из публики в студенческой фуражке громко сказал:
— Трос был подпиленный. Я сам видел. Он свисает как раз над местом, где я сидел.
Стороженко резко повернулся и бросился к Анему. Схватил его сильными руками за грудки и поднял над землей.
— Задушу! Убийца!
Исклеванное оспой лицо Анема в миг налилось кровью, глаза вытаращились.
— Не я… Не я… — прохрипел Анем. — Август…
Из толпы метнулся красный парик — Рыжий Август кинулся наутёк.
Стороженко выпустил из рук Анема, который молча ляпнулся на пол, и бросился за Рыжим Августом, Чак побежал за ним.
— Не надо!… Не надо!… Не надо!.. — Чак бежал за Стороженко и умоляюще повторял. — Вы же себя погубите!.. Не надо!
Но Стороженко не слушал его.
Рыжему Августу удалось оторваться от преследования (Стороженко из-за покалеченной ноги не мог быстро бежать). Август куда-то исчез.
— Не надо! Прошу вас! Не надо! Не надо! — продолжал умолять Чак.
Но Стороженко аж дрожал от ненависти.
Он кидался то в одну сторону, то в другую, резко открывал разные двери, заглядывал в разные, одному ему ведомые, закутки. И наконец…
— А-а-а!
Не знаю, кто это закричал — Стороженко или Рыжий Август… Рыжий Август сжался, забившись в угол той самой кладовки, где сидели до начала представления Стороженко с Чаком. Он поднял вверх руки и упал на колени.
— Нет! Нет!.. Это не я! Не я! Это — Анем! Она отвергла его, не приняла его ухаживаний. И он… чтобы отомстить… Пообещал за большие деньги… Павлину… настоящий смертельный номер…
— И ты?! За деньги?!..
— Нет!.. Нет! Это он! Всё он!.. Я же маленький человек.
— Брешешь! — свирепо зашипел Стороженко, замахиваясь.
— Ай! — дернулся Август, вжимая голову в плечи. — Не убивай! Не убивай меня! Я… тебе загадку сейчас, секрет один открою. Великий секрет! Ты меня благодарить будешь. Клянусь! Правду говорю!.. Святой крест! — он быстро перекрестился. — Убьёшь меня — вместе со мной секрет сгинет. Секрет, который всех клоунов мира может сделать счастливыми. Святой крест, правду говорю! Перед смертью не врут! — Он снова перекрестился. Поднятая рука Стороженко замерла.
— Только… только пусть он выйдет, — кивнул Август на Чака. Лишь тебе, тебе одному…
Стороженко глянул на Чака и, словно извиняясь, кивнул.
Чак вышел.
Я по привычке двинулся было за ним и вдруг — ой! — вспомнил: мне же нужно остаться, это же главное, ради чего Чак меня взял в свое детство — услышать, что же скажет сейчас Рыжий Август, потому что сам он тогда этого услышать не смог.
Я остался.
— Слушай! Слушай! — горячо зашептал Рыжий Август, подползая на коленях к Стороженко. Ты только поклянись, что и меня не забудешь, поделишься. Я же тоже несчастный. Меня публика не любит, не принимает. Я… Нет-нет, я ничего, просто… Так вот! Живет на Куреневке дед. Старый Хихиня. Он знает тайну зелья=веселья, смех-травы. Правда! Правда! Только он не хочет мне говорить. И я вот собираю деньги, думаю, может, за деньги… А тебе он и так скажет. Тебя все любят. А меня… — он шмыгнул носом, — меня…
Читать дальше