Кадзуми Юмото - Друзья

— Эй, Кияма, — шепчет Кавабэ. В комнате кроме нас и Ямашты еще трое четвероклашек. Они спят.

— Что тебе?

— Я ж говорю, в туалет надо.

— Кому?

— Ямаште.

— Ну, так пусть сходит.

— А он один боится.

— Ну, так ты с ним сходи.

— Я-то схожу. Я просто подумал, может, ты тоже в туалет хочешь.

— Не хочу.

— Ну пойдем вместе.

Нет, ну вы видели такое?

Я вылез из-под одеяла. Ямашта уже подпрыгивал в нетерпении у раздвижных перегородок.

— Давай скорее, я сейчас описаюсь.

Мы вышли в коридор. Прямо напротив нашей двери еще одна, двустворчатая, как в шкафу, с приоткрытыми створками. Раньше в этом доме был склад, здесь хранили бобовую пасту мисо, из которой готовят мисо-суп. Но после того как умер дедушка нашего тренера, семья решила переделать этот дом в общежитие для приезжих. Окна в доме маленькие, стены толстые, в комнатах даже летом прохладно. В коридоре независимо от времени суток полутемно. По обе стороны от коридора — комнаты, комнаты. Честно говоря, чем-то напоминает тюрьму, хотя не знаю, насколько уместно это сравнение.

Из-под двери туалета, который находится в самом конце коридора, льется слабый флуоресцентный свет. Мы шлепаем босыми пятками по полу, и нас не покидает ощущение, что кто-то все время смотрит на нас сзади. Но заставить себя обернуться и посмотреть — есть там кто-нибудь или нет — выше наших сил.

Почему-то я подумал о тех могилах, которые видел днем из окна автобуса. О том, как сейчас там, в темноте, шумит над ними ночной ветер. Днем он был ласковым и спокойным, но как только стемнело, надел другую личину и носится теперь, как зверь-оборотень, не находя себе покоя.

— Знаете, кто такие мисолизы? — вдруг прошептал Кавабэ.

— Мисо-кто? — голос у Ямашты дрожал, он уже подозревал что-то нехорошее.

— Это духи, которые лижут мисо. У них длинные шершавые языки, как у кошек…

— Хватит уже.

— Как вы думаете, они еще здесь живут? Мне вот кажется, что живут. Я прям чувствую, что сейчас они подкрадутся сзади и своим языком по шее как лизну-у-ут…

Охнув, Ямашта встал как вкопанный. Я посмотрел на Кавабэ. У него было бледное лицо, зубы стучали от страха. Надо же, сам боится, а все равно какие-то ужасы рассказывает. Странный он все-таки человек.

Добравшись до светлого туалета с сияющими писсуарами, мы облегченно вздохнули. Стук деревянных сандалий, на каждой из которых было написано «для туалета», отдавался эхом от стен и потолка. Мы выстроились рядком, каждый у своего писсуара.

— Я даже у себя дома боюсь ночью в туалет ходить. Я и сейчас терпел, сколько мог, но когда терпишь, спать не получается, — сказал Ямашта.

— Я тоже боюсь, — признался вслед за Ямаштой и я. — У меня дома, чтобы в туалет попасть, надо сначала через умывальную комнату пройти. А там зеркало висит. Я ужасно боюсь в него случайно посмотреть.

Мы дописали одновременно. Вот оно, доказательство полного взаимопонимания.

— Вы оба ужасные дураки, — сказал вдруг Кавабэ, пытаясь, видимо, оттянуть момент возвращения в темный коридор. — Если вы так боитесь, зачем тогда вообще в туалет ходить?

— Это как?

— Я, например, в окно писаю. У меня окно прямо у кровати, я немножко его открываю и….

— Что, на улицу?

— Ага.

— Ты же на шестом этаже живешь.

— Дурак — он и есть дурак. У нас же балкон вдоль окон. И как раз под моим окном растет мох.

Ямашта захихикал, а потом сказал, наклонив голову набок:

— Я вообще темноты боюсь. Очень ее не люблю.

— А знаешь почему? — сдавленным голосом спросил Кавабэ. — Знаешь, почему вообще люди темноты боятся?

— Не знаю, — сказал Ямашта и задумался. — А и правда, почему? Потому что там прячутся призраки?

— Это один из основных человеческих инстинктов, разве нет? — спросил я.

— Подумай хорошенько и тогда отвечай.

— Ну, знаешь!

Кавабэ начал дергать ногой. Какая, скажите, кретинская мысль пришла сейчас в его бедную голову? Я же вижу — он что-то задумал. Он же на самом деле никогда ни о чем не думает. И туда же — вы только послушайте! — стоит посреди ночи в туалете и заявляет: «Подумай хорошенько и тогда отвечай».

Самое лучшее доказательство, что голова у него вообще не работает.

— Потому что люди не знают, что скрывается в темноте. Не знают, чего ожидать, — все-таки сказал я.

— Правильно! — Кавабэ кивнул. — То есть получается, что незнание — основа страха.

— Основа страха?

— Ну вот к примеру…

Кавабэ, похоже, вообще забыл, где он находится. Мысль его стремительно неслась, и он спешил вслед за ней, не замечая ни писсуаров, ни рукомойников. Глаза его бегали взад-вперед под стеклами очков. Мы стояли, взявшись за руки, образовав треугольник. Бывает ученый коллоквиум, а у нас получился туалетный.