Кадзуми Юмото - Друзья

— Ах ты, мерзавец!

Я вскочил и стал вглядываться в ту сторону, откуда доносились голоса.

В нескольких шагах от того места, где мы сидели, по насыпи шла дорога. На этой дороге я разглядел в темноте машину. У машины стоял парень и держал кого-то за грудки. Вернее не кого-то, а Ямашту. Кавабэ застыл рядом со мной ни жив ни мертв.

— Я смотрю, ты тут с дружками? — парень заметил, как я вскочил, и теперь пристально меня разглядывал. На нем была черная футболка-поло в белую продольную полоску. Пострижен он был почти наголо. Лицо темное, злое.

— Вы, поганцы, чего здесь шныряете? Подсматривать пришли?

— Нет! Вовсе нет! — у Кавабэ, который до этого стоял рядом со мной как восковое изваяние, начала дергаться нога.

— Дрянь ты эдакая! А что ты тогда здесь делаешь, а?!

Нога у Кавабэ перестала дергаться, и он снова превратился в восковую фигуру.

Я огляделся. Вдоль дороги, через ровные промежутки в десять метров, стояли в ряд темные машины. Но нам на помощь никто не вышел. Влюбленным парочкам, которые приезжают вечером на реку, нет дела до мальчишек. Да и в самом деле, кто привозит девушку в такое место на свидание? Только мерзкие, трусливые типы.

— Мы, это… — начал я с опаской.

— Что «это», придурок? — парень злобно на меня посмотрел и что есть силы тряхнул Ямашту за шиворот.

Из машины вылезла молодая женщина в измятой одежде.

— Да оставь ты их. Все уже.

Она поправила волосы, отбросив их назад. В темноте блеснули ее длинные, покрытые лаком ногти.

— Заткнись! — огрызнулся парень.

— Ну-ну, — женщина прислонилась к машине и замолчала.

— Мы сюда с дедушкой пришли, — продолжил я свои объяснения.

— И куда же этот ваш вонючий дед подевался, а? Что ты мне тут заливаешь?

Дело принимало совсем неприятный оборот. Мне страшно захотелось писать. И правда, куда подевался дед? Что он вообще себе думал, когда оставлял нас одних в таком месте?!

— Ух ты! — женщина, открыв рот, глядела в небо.

— Что за… — полосатый тоже посмотрел вверх.

Над руслом в темноте раздавались один за другим звонкие залпы. Салют!

Снаряды взлетали вверх: один, другой, третий… И хотя, конечно, дедушкин салют и не дотягивал по размаху до салюта, который устраивают во время городских праздников, но это было здорово! На темном небе одна за другой расцветали красные, синие, желтые хризантемы. И к тому же не было толпы, которая обычно собирается посмотреть салют на городском празднике.

— Красота! — сказала женщина восхищенно. Из других машин тоже начали вылезать люди.

— Это наш дед! — громко сказал Кавабэ. — Я и не знал, что он такой… такой пиротехник!

— Точно! Помните черные бусины? Это эти… «пиротехнические элементы»! Я по телику передачу видел про фейерверки.

— Это ваш дед салют устроил? — у полосатого от удивления округлились глаза.

— Ну да, — ответил Кавабэ, — а кто еще?

— Крутой он у вас! — сказал парень и, буркнув: «Ах да, я и забыл», отпустил наконец Ямашту.

Шестой залп. Медленно опадает, тает в небе прекрасный цветок и тут же расцветает вслед за ним другой. Едва только он исчезнет в темноте, как тут же на его месте распускается третий…

Я неотрывно следил за этим постоянным обновлением. Не хотел упустить ни секундочки из этого фейерверка.

— Он нас сюда привел, чтоб салют показать, — сказал Ямашта, глядя в небо. — Салют! Это так здорово! Какой он молодец!

— Мой папа был пиротехником, — сказал Кавабэ.

— Лето, — сказал полосатый, — самое настоящее лето.

— Ага, — его подруга кивнула.

Наконец фейерверк закончился, цветы в небе окончательно растаяли. Вокруг стало тихо. Мы еще немного постояли, задрав головы к небу.

Вдруг Кавабэ рванул вниз по насыпи:

— Кто первый?!

Тут и мы с Ямаштой увидели деда, который шел нетвердой стариковской походкой вдоль темного сухого русла, и припустили к нему со всех ног.

За нами увязался полосатый, приговаривая, что во что бы то ни стало должен угостить деда ужином, и в итоге мы все пошли в ресторанчик, который специализировался на окономи-яки [7] Окономи-яки — жареная лепешка из смеси разнообразных ингредиентов — обычно с лапшой, мясом, морепродуктами овощами, смазанная специальным соусом и посыпанная очень тонко нарезанным сушеным тунцом. Иногда окономи-яки называют «японской пиццей». — Прим. ред. . Мы зашли внутрь. Вокруг — только взрослые, и все пьют пиво. Если папа узнает, где я оказался, мало мне не покажется.

— Пошли лучше домой, — сказал я.