Александр Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

— Уж как-нибудь, не бойтесь, — Славка ударил точно в носик яичка.

— Ага-га, вдребезги! — загоготал победитель.

— Подумаешь, — не сдался Славка. — В таких условиях ничего толком не закалишь. Суп-то варится полдня.

Дядя Леша ушел, не победив, сказать ему на это было нечего.

Славка и Сашка загрустили.

Ленька пришел из церкви, как ни в чем не бывало, будто и не договаривался идти на Крестный ход со Славкой. Веселый был Ленька.

— Что это вы тут полы моете, делать больше нечего? — ухмыльнулся он.

— Мы яйца калили, — похвалился Сашка. — Не получилось. На керосинке плохо калить, понял?

— Какие яйца? — Ленька сразу не врубился, потом все понял и даже смеяться не стал, а сказал мальчишкам с азартом. — Спакуха, мужики, у нас на этот счет кое-что имеется специально для вас.

И достал из сумки четыре больших яичка с очень острыми носиками и толстой, какой-то даже бугристой скорлупой:

— По два на брата. Из деревни яйца — во! Держите. А я спать пошел.

— Ма, я на улицу! — крикнул Славка.

— То не хотел, то захотел, — удивилась мать.

А за Игорем Волковым бродили по поселку пацаны. Яичек у них уже не было. Они, побитые, оттягивали карманы счастливчика, важного как индюк. Не знал Игорь, почему так спешат к нему Славка и Сашка.

После Пасхи были май, лето, осень, зима, и вновь, когда пошло на жилпоселовскую землю весеннее тепло, Ленька заговорил о Пасхе, о церкви. Славка на всякий случай отвечал: «Пойдем», но друзьям заранее не хвалился и не спал перед Пасхой — бегал с мальчишками.

И вдруг вечером примчался откуда-то Ленька, собирайся, крикнул, в церковь пойдем.

Мать собрала Славку в дорогу, сказала:

— Кулич посвяти, яички. Пирожок в дороге съешь. От Лени не отходи.

— А как святить-то?

— Я покажу! — в комнату вошел Ленька. — Не бойся, со мной не пропадешь.

По привычке Славке сопротивлялся:

— Зачем сапоги? Там сухо. С ребятами днем видел.

— И не выдумывай. А то не пущу.

Пришлось надеть сапоги.

Над поселком висело мокрое черное небо. Ленька, полновластный теперь капитан, браво шлепал по влажному асфальту:

— А ты говоришь, не пустят. Эх, Славка! Со мной не пропадешь!

За поселком потопали по тропинке, снежной, набухшей, тянувшейся вдоль дачной изгороди, за которой тяжко вздыхали под ветром длинноногие тополя.

— Сначала посвятим все, а потом крестный ход посмотрим. Видел когда-нибудь?

— Еще ни разу в жизни! — сказал Славка и добавил. — Народу сколько идет!

— Народу много, это точно! — заволновался Ленька. — Надо прийти раньше их.

— Зачем?

— Много будешь знать, скоро состаришься! — Ленька явно что-то скрывал.

Они прибавили скорость, обогнали в овраге несколько старушек. Но тропа резко сузилась: старушки недовольно урчали, когда их обгоняли.

— Чего они злятся?

— Делать им нечего, — усмехнулся Ленька и остановился в позе Наполеона у холма. Надоело ему проваливаться у каждой старушки в глубокую рыхлость снега. Он долго думал, наконец, придумал. — Пойдем прямо через холм. Срежем угол. Снегу не много, зато километра два выиграем.

— Снега точно мало. Мы здесь бегали утром, мышей били.

— Пошли! — Ленька смело изменил курс.

Славка старательно потопал за своим полководцем, не замечая, как с каждым шагом ноги идут все тяжелее и тяжелее. Снега на поле действительно было мало, но утром здесь гулял морозец, земля была крепкая. А теперь подул теплый ветер, снег провалился куда-то, земля взбухла. Жирная стала земля!

— Уй! — крикнул Славка. — Сапог потерял!

— Где? — рассмеялся Ленька. — Подожди, я сейчас!

Он помог найти Славке сапог и успокоил его:

— Не тушуйся! Со мной не пропадешь! Вперед!

Но земля хватала их сапоги жирными вязкими руками, громко чавкала, смеялась над ними не пускала на вершину холма, будто там был невиданный клад. И Ленька, наконец, решился на отступление:

— На тропу надо, тут скорость маленькая.

Они повернули резко влево, и Славка опять потерял сапог, не удержался и плюхнулся ногой в грязь.

— Уй!

Подскочил Ленька, нашел сапог, помог надеть его — на тропу вышли усталые, побитые, будто вылезли на берег после кораблекрушения: мокрые, измученные, с авоськами в руках. В Славкином левом сапоге смачно хлюпала грязь. В церковь идти расхотелось, но Ленька не любил отступать: «Вперед! Пусть хлюпает твой сапог, отхлюпает. Шустрей надо, чтобы нога согрелась!

Шли быстро. Люди на тропе без слов уступали дорогу, видно громко чавкающий сапог пугал их. Славка уже видел церковь, темнеющую грозным силуэтом на холме, но усталость, страшная детская усталость липла к глазам: не хотелось двигаться!