Владимир Добряков - Зуб мамонта

После вкуснейших пирожков, которые Елена Сергеевна называла «гушкильды», и чашки кофе со сливками, кое-как затемнили окно в комнате тети Киры и стали просматривать красочные танзанийские слайды (отец Альки привез их в первый свой отпуск — два года назад).

Елена Сергеевна удобно устроилась на диване, Алька, сидя на ковре, был за «механика». Вставлял пластмассовые рамочки с цветной пленкой в аппарат, наводил резкость и комментировал.

Люди по-всякому смотрят и слушают. Одни только делают вид, что им интересно. Таким и показывать не хочется. А тете Лене Алька показывал с удовольствием. Она всем интересовалась, не боялась шумно восхищаться. Иногда даже замечала такие вещи, на которые Алька до этого и внимания не обращал.

— Посмотри, как блики на волнах играют! — говорила она. — Будто тысячи маленьких солнц. Облака! Какие облака! Прелесть. Целый зоопарк в небе. Видишь, справа в углу, — лебедь. А под ним — рыба.

Алька смотрел и в самом деле замечал лебедя и рыбу. А потом и сам находил зверей, уже других, которых не видела тетя Лена.

— Тетьлен! А вот — черепаха! — Он вскакивал с ковра и бежал к экрану — натянутой на стене скатерти, показывал черепаху.

— Великолепный экземпляр! — подтверждала Елена Сергеевна. — Какой массивный панцирь! Двести лет прожила…

Жаль, что слайдов было мало. Алька и сам до того увлекся, будто первый раз видел их. После этого они пересмотрели и все открытки, присланные отцом, и марки с изображениями рыб. Алька показал перламутровую раковину, шумевшую далеким Индийским океаном, и засушенного скорпиона А потом рассказал, как отца один раз ночью укусил за ухо скорпион. Отец очень испугался и решил, что сейчас ему придет конец. Лежал с открытыми глазами, всю свою жизнь вспомнил, а смерть так и не пришла. Утром сказал садовнику, а тот стал смеяться. Оказывается, это такой вид скорпионов, которые совсем не опасны. Местные жители их даже на уши вешают — считают самым модным украшением.

И еще Алька сказал Елене Сергеевне о том, чего никому не говорил. Никому. О маме сказал. Как разбилась на машине. Она врачом была. Сама в тот вечер ехала спасать человека и погибла. Грузовик врезался в их санитарную машину. Шофер за рулем был пьяный.

— Ах, эта водка, водка… — тяжело и горько вздохнула Елена Сергеевна. Видно, и о Вадиме своем в эту минуту подумала.

Алька тоже вздохнул, тихонько принялся складывать в коробочку слайды. Неожиданно у калитки настойчиво зазвякал колокольчик.

«Валерка, что ли, с вокзала вернулся?» — подумал Алька и, отвернув край одеяла, чуть зажмурился — на улице еще светило солнце. Звонил не Валерка. В просветах штакетника увидел чье-то красное платье. Алька побежал открывать.

— Кто Алик Костиков? Ты? — спросила девушка в красном платье. — Распишись за телеграмму.

«Приезжаю четырнадцатого ленинградским Кира», — прочитал Алька.

«Будто специально ждала, — подумал он. — Петр сегодня уехал, а она завтра тут как тут».

В телеграмме не было слова «встречай». Так что же выходит? Не встречать? Но зачем тогда телеграмма? Чтобы не волновались? Забавно! Телеграмму принесли вечером, а на следующее утро тетя сама приедет. Будто они всю ночь не спать будут, а волноваться. Нет, дело не в этом. Хоть и не написано «встречай», но и так все ясно — встретить надо. У нее же чемодан, сумки всякие, может, еще чего купила. А рук две. Надо встретить, факт. И сделать должен это не кто-нибудь, а именно он, Алька. Телеграмма-то отправлена на его имя. Так что никаких сомнений быть не может — вставать пораньше и к девяти часам — на вокзал. Ленинградский в девять приходит.

В девять… В этом вся загвоздка! Если бы не такое время — Алька и голову бы не ломал. Подумаешь, встретить! Проблема! А тут время неудобное. Пока поезд подойдет, пока приедет с тетей домой, поговорит — и конец базару. Еще неделю жди.

Валерка, когда узнал вечером о телеграмме, лишь губы скривил:

— Базар еще из-за этого пропускать? Охота была. Я вот братуху сейчас провожал. А зачем? Через весь город тащился. Ну, постояли, опять — про сад да про собаку, будто не говорили уже десять раз! Потом какие-то знакомые с завода пришли. Тоже едут. Вот с ними бы и говорил, а мне чего слушать! Будто у меня дел своих мало. Потом поезд подали, сел в вагон, рукой помахал… А-а, провожания, встречания — все это мура!

— Тебе все мура! — озлился Алька. — Сравнил — Петр! Силища, как у быка. И всего один чемодан. А у тети вещей — рук не хватит. И она — женщина, слабый пол.