Федор Каманин: Хрустальная ваза

— А-а, Машина! Здорово… Садись, брат, я сейчас, — улыбнулся Прокопу сердитый человек.

Машина сел на стул и молчит, попыхивая трубкой.

— Фу, черт! Ну и несет же от твоей трубки табачищем, прямо подохнуть можно! — закашлялся директор. — И где такую отраву добываешь?

— Ничего, цел будешь, — спокойно отвечает директору Машина, — Это ты как стал директором, так и избаловался на папиросках, махорка тебе крепка кажется. А табачок у меня свойский, сам на огороде выращиваю. Очень хороший табачок! Я пробовал курить разные покупные, нет, не тот коленкор, нет смаку в них того, что в моем свойском.

— Я, брат, и папиросы курить бросил: вредно все равно, что папиросы, что трубка… Ну, ты что скажешь мне? Зачем так рано пожаловал? — спрашивает директор.

— Ты видишь эту девочку? — указывает Машина на Настю.

— Вижу, — говорит директор.

А Настя ни жива и ни мертва. И сама не знает, чего она боится.

— Так вот. Она, брат, сирота. Я ее подобрал на улице вчера. Жить она будет у меня.

— Что ж, хорошее дело. У тебя детей одна дочь ведь?

— Да. Так вот, я и говорю, жить она будет у меня, а работать у тебя. Давай ей работу.

Директор смотрит на Машину, Машина на директора.

— Ты шутишь, что ли?

— И не думаю шутить. Какие ж тут шутки, когда человеку работу подыскать нужно?

— А где ж я ей работу возьму? Ты знаешь, что у нас все места заняты? У нас много своих таких, которых надо трудоустраивать.

Тут Машина как вскочил да как зачал размахивать трубкой своей! Да еще кричать начал на директора. У Насти со страху и душа в пятки ушла, она испугалась за дядю Прокопа, думала, что сейчас директор в милицию позвонит и Машину заберут.

— А-а! Места заняты! А-а, своих надо устраивать? А она чья? Чья она, когда ребенок не знает ночевать где, не знает кусок хлеба взять где?! Ежели я приютил ее, то не навек. В конце концов должна она сама хлеб зарабатывать, должна к делу приучаться? Так что девчонку эту ты обязан в первую очередь на работу поставить, потому что как она сирота.

— Подожди, не кричи, тебя не боятся, — сердито оборвал директор Машину. — Все это верно, но куда я поставлю ее? Она деревенская, на заводе никогда не была, она в цеху и шагу ступить побоится. Куда ее поставить?

— Ко мне в бригаду. Будет хрусталь относить в прокальную печь. Дело нехитрое, девчонка она смышленая, в один день освоится. И работенка легкая, как раз ей по силе.

— А у тебя же там есть кто-то на этой работе?

— Есть, Маня Сизова. Но она на днях в портняжную мастерскую уйдет, портнихой хочет быть, сказывала она мне.

— А-а, тогда дело другое. Только с отделом кадров и с завкомом сам улаживай вопрос этот, а я уж потом все сделаю.

— Я улажу, — говорит Машина, пыхтя трубкой, и уходит из кабинета.

Настя вышла за ним бледная, испуганная.

— Ты чего это, детка? — ласково спрашивает ее Машина.

— А я боялась, что вы драться начнете и он тебя побьет, — говорит Настя. — Или в милицию позвонит, и тебя заберут, ты ведь на него так кричал…

— Кто? Директор? Ха, ха, ха! Да ведь это ж наш человек, рабочий. Мы его в директора сами выбирали когда-то. Это ж Петька Иванов, мой друг самый. Мы ж с ним когда-то и в одной бригаде работали. Покричать мы с ним всегда покричим, ежели дело такое, а чтоб драться, это уж нет, — смеется Машина, шагая в отдел кадров. — Мы с ним друг друга уважаем крепко, да его и все у нас уважают, парень толковый.

Настя труси́ла за ним и удивлялась. Чудно и диковинно казалось ей тут все, а всего чудней этот дядя Прокоп: то угрюмый, кричит, молчит, а то смеется, ласковый, добрый.

В отделе кадров дело обошлось без всяких криков. Завкадрами не стал возражать, чтоб Настя работала относчицей посуды в бригаде Прокопа, раз он сам просит о том и ручается, что с работой она справится. Завкадрами только позвонил к директору, поговорил с ним с минутку, и все.

И уже потом они пошли в последнюю инстанцию, где им побывать надо было, — в заводской комитет.

В заводском комитете весело закричали, завидев Машину. Со всех сторон его обступили, по плечу хлопали, шутили над ним дружески.

— А-а, Машина! Здравствуй, здравствуй! Ты-то нам и нужен.

— Ладно, и вы мне нужны, — отвечает Машина.

— Во-первых, — говорит председатель завкома, — завтра собрание заводского комитета, так что ты приходи обязательно. Начало в шесть вечера.

— Во-вторых, — кричит секретарь культкома, — ты избран в комиссию по смотру художественной самодеятельности, первый вечер этой самодеятельности состоится в воскресенье, в восемь вечера, явка всех членов желательна и обязательна.