Хольгер Пукк: Как поступишь ты?

Бабушка подняла яйцо и, подержав его немного в руке, словно ожидая чего-то, спокойно сказала:

— Спасибо. Стало быть, теперь у меня два яйца.

Волли оторопело заморгал глазами: шутит ли бабушка, или говорит всерьез?

Масленка пошла по кругу. Каждый взял конником ножа немного масла и положил на край своей хлебной тарелочки, чтобы уже оттуда брать масло и намазывать на хлеб. Когда бутерброды с маслом были готовы, все, кроме Волли, принялись за яйца. Валли маленькой ложечкой слегка ударила по яйцу, положила ложечку обратно на стол и стала очищать яйцо. Скорлупку она складывала в тарелочку, которая служила основанием подставки для яйца.

Так сделали все, за исключением Волли. Ведь яйца-то у него не было! Оно лежало на другом конце стола рядом с бабушкиной тарелкой.

Волли проглотил слюну и попробовал подмигнуть сестренке. Ее яйцо было уже очищено примерно на одну треть. Валли подняла глаза на мать и сказала:

— Мама, подай соль, пожалуйста!

Взяв солонку от матери, девочка сказала «спасибо».

Маленькой ложечкой Валли взяла из солонки немного соли и насыпала ее на край своей тарелки рядом с маслом.

— Разреши и мне, пожалуйста, — попросила бабушка.

— Пожалуйста, — и Валли передала бабушке солонку.

Затем она взяла маленькую ложечку, ловко срезала ею верхушку яйца и отправила в рот. Потом опять посолила, снова подцепила яйцо и снова отправила его в рот.

А бедный Волли, глотая слюнки, в полнейшем недоумении смотрел то на сестру, то на бабушку: «Почему же она не отдает мое яйцо? Неужто съесть хочет?»

И вдруг Волли осенило.

— Бабушка, — сказал он, — передай, пожалуйста, мое яйцо.

— Возьми, будь добренький!

Когда с яйцами было покончено, каждый положил свою ложечку на хлебную тарелку рядом с ножом.

Валли поднялась из-за стола, взяла большие тарелки и положила всем клубящейся аппетитным паром каши. Подставки для яиц передали матери, которая тут же составила их на столик для грязной посуды. Теперь на месте подставок для яиц стояли тарелки с кашей.

Пузатый кувшин, гордо возвышавшийся среди прочей посуды, пошел по кругу, награждая каждого молоком.

Все обошлось бы благополучно, но вот беда! Наливая себе молоко, Волли явно перестарался. Налил столько, что теперь страшно было дотронуться до стакана, который грозил расплескать молоко на свежевыстиранную скатерть.

— Вот где жадность одолела, — полушутливо заметила бабушка. — И кто бы тебе запретил налить второй стакан молока?

Подали кофе. Внезапно Волли вспомнилась вчерашняя тренировка по борьбе, которая проходила в спортзале. Ох, и цепкий парень этот Михкель Муру! Не успел ступить на ковер, а попробуй положить его на лопатки… А он, Волли, тренируется уже второй год.

— Волли! Что за перезвон ты устроил? И где твои локти? — оборвала мама размышления сына.

Волли очнулся. Странно, как это локоть мог оказаться на столе? Волли прекрасно знал, что во время еды опираться на стол можно только кистями рук. А рука, в которой держишь ложку и помешиваешь кофе в чашке, и вовсе не должна касаться стола. А Волли, замечтавшись, так начал бренчать ложкой о стакан, что это действительно стало очень походить на перезвон колокольчиков: «блям-блям, блям-блям».

Если бы старшая пионервожатая услышала подобный перезвон в школьном буфете, то непременно сказала бы: «Кто это опять заиграл на ксилофоне во время еды?»

Закончив мешать кофе, мальчик вынул ложку из чашки и положил ее на блюдце. Там ложечка никому не помешает. А если ее оставить в чашке, ух и горя с ней хлебнешь, а не кофе! Только приспособишься отхлебнуть глоток, а тут тебе горячей ложкой то по щеке, то по носу!

Теперь можно было начинать «мастерить» бутерброды. Волли взял ножом со своей хлебной тарелочки масла и намазал его на хлеб. Потом попросил мать передать тарелку с нарезанной колбасой. Вилкой, которая была там же, в тарелке, мальчик взял несколько ломтиков колбасы и положил себе на хлеб.

Получился великолепный бутерброд!

А теперь — за еду. В левой руке — бутерброд, в правой — чашка с кофе.

Во время еды никогда не нужно наваливаться грудью на стол, тянуться к тарелке или стакану. Приятно смотреть, когда за столом сидят прямо, не кривясь и не горбясь.