Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова

— А наган берешь зачем?

— На всякий случай.

Когда Митя вышел с отцом на улицу, тот сказал сыну об истинной причине поездки: где-то в уезде организовалась банда под названием «Христово воинство»; в одной деревне они убили мальчика-батрака по имени Серенька.

— Да, враг не сдается и не прощает. — Митя сурово повторил любимое выражение отца.

Илюша вошел в переднюю и увидел на вешалке незнакомую шинель. Поверх нее на гвозде висела портупея с наганом в кобуре.

В столовой никого не оказалось. В зале тоже. Илюша бросился во двор и услышал приглушенный голос бабушки: она с кем-то разговаривала в коровнике. В это время звякнула щеколда калитки, и с улицы вошел он сам, чекист Евгений Дунаев, загорелый, в закатанных до колен штанах, босиком. Они глядели друг на друга: один в радостном порыве, другой с веселым удивлением.

— Ого, как ты подрос! — сказал Дунаев, опуская на землю ведра с водой. — Ну, здравствуй, брат Илюшка!

В один миг Илюше вспомнилось все: зимняя ночь, незнакомая станция, рельсы в мокром снегу и закопченная керосиновая лампа в дежурке чекистов…

В настороженных, полных испуга и надежды глазах мальчика Дунаев прочитал немой вопрос и нахмурился.

— Не нашли твоего брата, — сказал он. — Искали повсюду: в приютах, на базарах. Наверно, живет где-нибудь в детской коммуне под другой фамилией — это бывает. Словом, не огорчайся, найдем его… А сейчас давай отнесем воду бабушке, а ты расскажешь все по порядку, ведь мы с тобой с самой зимы не виделись. Выходит, мы тогда правильно решили послать тебя в Калугу. Между прочим, Пашка просил передать привет. А котенок твой обжился у нас, с Пашкой на пост ходит… Ну, об этом еще поговорим. Пойдем, я видел, бабушка лепешки пекла, глядишь, и нам перепадет. — Евгений поднял ведра, Илюша тоже ухватился за дужку, помогая.

С порога Евгений крикнул:

— Мам, воды принесли! За работу давай по лепешке!

Бабушка с приездом сына точно помолодела, она была весела. Вот и сейчас, приняв от Илюши ведро с водой, легонько ткнула пальцем ему в лоб и сказала:

— Что, голова садовая, забыл станцию! Слышь, Женюшка, приехал он к нам весной весь грязный, прости господи, во вшах. Спрашиваю, где видел моего сына, на какой станции? Говорит, не знаю… А станция-то, как бишь она? Конотоп? Слыхал? Конотоп, где был всемирный потоп. — Бабушка собиралась засмеяться, а сама заплакала.

— Мама, — с упреком сказал Евгений, — радоваться надо, а ты в слезы.

— Измучилась я, сыночек, все об тебе думала…

Илюшу ждала еще одна радость: Евгений привез целый ворох подарков — настоящую, хоть и поношенную, буденовку, красноармейские ботинки… Кто-то из чекистов отдал свои галифе. А Пашка прислал кусок рафинада, правда, слегка замусоленный и пахнущий махоркой, но до невозможности сладкий!

В доме говорили без умолку. Дедушка Никита снова и снова ставил самовар. Дело было не в чае, а в потребности говорить и говорить — счастье-то какое, сын объявился!

В разгар семейного торжества приехала Подагра Ивановна. Увидев Евгения, она бросилась к нему, причитая.

— Женечка, родненький! Откуда же тебя бог послал? Да какой же ты худой да черный… — чмокая крестника в лоб, причитала она. — А мой-то Олег пропал, поди уж, и косточки сгнили… Аграфенушка, как я рада, что Женя нашелся!.. Лизочка, здравствуй, милая. Я за вещами приехала, да уж, видно, не до них сегодня. Эй, кто там, позовите моего кучера! Мальчик, все забываю, как тебя зовут, — обратилась она к Илюше, — сбегай… Нет, постой, я сама.

Подагра Ивановна выбежала во двор и, открыв калитку на улицу, крикнула кучеру, дремавшему на козлах:

— Ерема! Поезжай за Иван Петровичем, скажи: нашелся Женя Дунаев. Ищи на бирже или на бегах, небось опять деньги проигрывает, идол. Без него не являйся! — И она вернулась в дом, сморкаясь в платок и приговаривая: — Радость-то какая! Женечка, дай хоть насмотрюсь на тебя…

Иван Петрович Каретников, муж Подагры Ивановны, не замедлил явиться. Он знал своенравный характер супруги: если требует, бросай все дела и мчись сломя голову.

Его привезли в пролетке, жирного, одетого в новый серый костюм и модные ботинки с гамашами. В руках он держал трость с серебряным набалдашником. На затылке вызывающе торчал котелок, опять, как в старорежимное время, входивший в моду.