Самуил Полетаев: Лёнька едет в Джаркуль

Однажды, выгрузив зерно на элеваторе, отец повел машину в поселок.

— Ты куда это, пап?

— Заглянем домой. На стане все равно зерна нет.

Возле дома машина притормозила, и сразу слетелись к ней все ребята с улицы. А Натка, хотя давно уже не была дома, осталась в кабине и колотила по рукам цеплявшихся за дверцы ребят.

— У, жадина!

— Дай ей!

— Па-а-а! — крикнула Натка отцу, который скрылся в доме.

И вдруг на крыльцо вышла мать — в платочке, побледневшая, какая-то вся легкая и улыбающаяся. Натка выскочила из кабины и, не обращая внимания на ребят, которые полезли в машину, бросилась к матери.

— Духом от тебя бензиновым несет, — сказала мать, обнимая дочку.

— А я шоферка, — заявила она.

Отец стоял на крыльце и улыбался.

— Вторым у меня шофером, — сказал он и, спустившись с крыльца, поцеловался с женой. — Ну, мать, забирай ее у меня. Наездились мы с ней всласть, а еще больше того — намотались.

Хотя Натке и было радостно оттого, что вернулась мать, но слова отца задели ее, ей стало почему-то грустно. Она знала: с возвращением матери кончалась для нее вольная жизнь, и уже не быть ей при отце вторым шофером.

Тобол застыл от жары и безветрия. Ребята лежат на берегу. Головы их всклокочены, спины красны и шершавы от присохшего песка, стрелками слиплись ресницы.

— Хорошо бы сейчас арбузика! — вздыхает Васька Чаусов, голенастый подросток, весь усыпанный мелкими веснушками — они на носу, на щеках и даже ушах. — Холодного бы арбузика, да!

— А чего ж, на бахче их много, — намекает Махтай, раскосый мальчишка-казах.

Он выдувает в песке пещеру, лазает на четвереньках и лбом сооружает барьер. Все дело в том, чтобы не помогать руками.

— У деда поживишься! Такого арбузика задаст — год чесаться будешь.

Ребята лениво барахтаются в песке. Солнце жжет до костей. Страшно хочется пить, а вода в речке пресная и теплая, ни сладости в ней, ни арбузной прохлады.

— Может, спит он сейчас? — так, ни к кому не обращаясь, говорит Васька Чаусов и перевертывается на спину.

— А чего ж не спать, — зевает Махтай. — Ясно, спит.

По молчаливому согласию решено, что дед Дракин, сторож на совхозных бахчах, спит. Тогда ребята встают, отряхивают песок, идут. Останавливаются в овражке, откуда удобно наблюдать. У сторожки возле колодца валяется ведро, и земля вокруг влажная. Видно, дед недавно обливался.

— Всем нам делать здесь нечего, — говорит Васька Чаусов и чешет нога об ногу. — Кому-нибудь одному пойти надо.

— Вот и пойди, — предлагает Махтай.

— Чего ж я пойду? Ты поменьше меня. Тебя нелегко приметить.

— А ты ловчее. От деда скорее удерешь.

— А у меня трясучка от страха бывает, — вдруг радостно сообщает Димка Патрашкин. — Нельзя мне пугаться…

— А я тоже ужас нервный какой, — говорит Ванька Муравчик, мальчик в очках. — В животе так и урчит, так и урчит от нервов-то!

В другое бы время ребята заспорили, кто ловчее, выносливее, быстрее, а сейчас все стали калечные и увечные: у одного дух сбивается от бега, у другого ноги немеют от страха, а Махтай, облизнув пересохшие губы, сказал, что вообще арбуз ему вреден, от него сыпь на коже появляется.

И тогда пришлось тянуть жребий: кому достанется самая короткая травинка, тому идти. Три раза тянули, и все без толку: мошенничали, выставляя другие травинки. Наконец жребий пал на Костика Паршина, и все сразу угомонились. Костик, прозванный Лопушком за оттопыренные уши, — самый маленький среди ребят и самый слабосильный.

— Да, поешь арбузика! — мрачно сказал Васька Чаусов.

— Лопушок да не принесет? — подзадорил Махтай. — Да ты не знаешь Лопушка!

Костик растерянно огляделся. Он боялся подвести, но в то же время был доволен доверием ребят. Огромные прозрачно-розовые уши его зарделись, как маковые лепестки. Он внушительно подтянул поясок на длинных штанах, выбрался из овражка, потоптался, оглядываясь на ребят, и скрылся в бахче.

— Лопух старательный, — сказал Махтай, — обязательно достанет.

— У деда Дракина? — усомнился Васька Чаусов. — А ты пробовал сам?

Ребята лежали в прохладном овражке, лениво переругивались и ждали. Костик между тем, раздвигая арбузные листья и обдирая голый живот, полз по бахче.

Все живое старалось укрыться от солнца. Вон и бабочка, уцепившись за стебелек, спряталась в тени под листом и, наверно, спит, еле поводя усиками. Букашки зарылись в землю, даже Муравьев не видно.

Костик лез по бахче. В листьях, сверкая, рябили полосатые арбузы, глаза разбегались от их изобилия, но каждый арбуз, попадавшийся под руки, казался недостаточно крупным. Костик перекатывался от одного к другому, от одного к другому, ища арбуз самый громадный, самый сочный и сладкий. Ведь сколько ребят ожидает в овражке!