Валентина Немова: Изъято при обыске. Полвека спустя.

Штатные сотрудники горотдела КГБ, высоко оценив «патриотический» поступок Розы, вычеркнули ее из списка неблагонадежных, в котором она числиласьс тех пор, как у них с Владимиром при обыске нашли «запрещенную» литературу, и вписали на освободившееся место меня. Ей же поручили шпионить а мной, чем она и занималась очень долго, да так ловко, что я, и выздоровев, ничего не замечала. Талант! Если и был у нее какой-то дар, так это способность таиться, притворяться, подсматривать и подслушивать, делать людям вред и выходить сухой из воды...

О том, что Михаил прислал мне из армии письмо и что мы с ним, помирившись, переписываемся, я Розе не сказала, чтобы не ворошить прошлое и снова не поссориться. Я продолжала как бы вслепую дружить с ней.

Когда мой мух окончил институт, его направили на работу в Пермь. Мы переехали. На сей раз нам дали квартиру. В Магнитогорске он больше не появлялся. А я каждое лето туда приезжала, чтобы проведать состарившихся родителей, а заодно и Розу. Она якобы радушно меня принимала, привечала, угощала. Порядки в стране менялись к лучшему. Пока я работала в школе, писать мне было некогда, и сил не хватало. Выйдя на «ленивую» пенсию, в 52 года, я снова занялась литературным трудом. При Ельцине появилась возможность, минуя государственные издательства (куда вход мне был заказан как бывшей подследственной по политической статье), издать частным образом, за свой счет, свой роман «Изъято при обыске», в котором я поведала о том, что мне довелось пережить в 1959 году.

Когда это произошло (в 1995 году), нашей с Михаилом дочери исполнилось уже 35 лет. Прочитав мою книгу, дочь обвинила отца в предательстве. В это время я была уже в разводе с ним. Он согласился дать мне его. Но уйти никак не хотел. Однако ему пришлось смириться со своей участью. Н плакал, когда уходил. Может быть, я поступила с ним жестоко? Но разве он точно так со мной не поступил? И что я могла дождаться, продолжая жить с ним, с таким ненадежным человеком? Уходя, он оставил нам с дочерью двухкомнатную квартиру, не потребовав ее раздела.

И еще одно доброе дело сделал: рискуя попасть в немилость карательных органов, признался дочери (а она потом передала мне эти его слова), что не он первый «настучал» (так он выразился) на меня. Выходит, вовсе не по его инициативе горотдел КГБ «взял меня в оборот». Его заставили принять на себя вину другого человека, который, должно быть, считался тогда очень ценным. Поскольку ой бывший супруг имени того «важного» осведомителя не назвал, я опять-таки не узнала, кто есть на самом деле моя «задушевная» подруга и продолжала с ней общаться.

Но сколь веревочка не вьется, она довьется до конца. Да и время уже работало не на нее. За прошедшие десятилетия она как агент КГБ (ФСБ) уже износилась, если так можно выразиться. Шпионила она, скорее всего, не только за мной, но за кем-то еще. Приходилось людей приглашать, угощать, ублажать, подолгу с гостями беседовать, выведывая их секреты. И ни рубля за свой труд не получать. Она же была нештатным сотрудником горотдела. Средства на жизнь она добывала, работая по своей специальности — учителем. А у него, преподавателя и педагога, столько обязанностей, что их все не перечислишь. Кроме того, ей нужно было заниматься семьей, выполняя данное супругу обещание, добросовестно относиться к ведению домашнего хозяйства. Одним словом, дел у нее было невпроворот. Ей следовало своевременно о себе позаботиться. От чего-то освободиться. Или от преподавательской работы (но муж не смог бы на одну свою, невысокую зарплату, содержать жену и двоих детей); или перестать служить органам КГБ. Но это, вероятно, было уже не в ее власти. Такая перегрузка не могла не сказаться на ее самочувствии. И сказалась. Она серьезно заболеле: к нее отнялись ноги. Ей сделали операцию. Она снова стала ходить. Но чего ей это стоило! Не только других держать под контролем, но и собой, своими эмоциями управлять она уже не могла. Начала срываться, грубить мне. И наконец выдала себя с головой...

Тем летом, приехав в Магнитогорск, работала я над седьмой своей книгой. Поселиться на сей раз мне пришлось не у родителей 9ни отца, ни мамы тогда уже не было в живых), а в садовом доме, годном для жилья, построенном мною из шлакоблоков на средства, вырученные от продажи того, что выращивала я на своем участке. Земля эта, как было сказано выше, перешла мне в собственность по маминому завещанию.

Текст рукописи набирал на компьютере один из моих старых знакомых. Я присутствовала при этом. Встречались мы с ним в городе по вечерам. Освобождалась я очень поздно, когда рейсовые автобусы в том направлении, где находился мой сад, уже не курсировали. И я вынуждена была до своего жилища добираться пешком. Войдя в мое положение, Роза любезно предложила мне ночевать у нее. Я с радостью согласилась.