Михаил Горбовцев - Мишкино детство

— Ношу, рублю. А он тоже носит и рубит. Нижние корки на отрубях ел, а они не помогают.

— Корки не помогут, — сказал отец, — тут нужна еще сноровка. Вот пообедаем, пойдем в сарай, чтоб мать не видала, и я тебе покажу одну сноровку.

— Подножку? — спросил Мишка.

— Нет, подножку всякий знает.

В сарае отец воровато оглянулся туда-сюда, разостлал сноп соломы и стал обучать Мишку сноровке. Став на колени и схватив Мишку за руки, он старался спихнуть его с места. Когда же Мишка, в свою очередь, стал напирать на отца, тот вдруг упал на солому, Мишка кубарем полетел через отца на землю.

Отцова сноровка Мишке понравилась. Он так же хотел подмануть отца, но в сарай неожиданно вошла мать.

— Ребеночек… смалютился, — насмешливо сказала она отцу.

— А что ж… раз парень хотел научиться бороться, — смутившись, возразил отец.

— Учитель какой нашелся! Ты бы научил его лучше лапти плести.

— И лапти научу, не все сразу, — пояснил отец, но все же виновато стал убирать солому.

Мишка пошел к Семенову двору. Был праздник. У Семенова двора кружком сидели мужики и играли в карты. Возле них вертелись Ерошка, Юрка и Сашка — играли в «кучу-малу». Митька наблюдал за картежной игрой.

— Ну-ка, Миша, утихомирь их, — показал на ребят Семен Савушкин.

Мишка расшвырял ребят, и они притихли.

— Молодец! — похвалил Семен.

— Да что ж молодец, — лукаво усмехнувшись, сказал Ефим Пузанков: — меньше себя всяк раскидает. Пусть вот Митьку попробует кинет.

— Захочет — и Митьку кинет, — уверенно сказал Семен.

— Ну нет, на Митьку у него силенки нехватит, — спорил Ефим.

— Хватит, он воду носит.

— Нехватит! Митька тоже носит.

В спор ввязались и остальные мужик»: кто говорил за Мишку, кто за Митьку. Мишка молчал. Ему хотелось проверить отцову сноровку, и все же брала опаска: «А вдруг он упадет, а Митька коленкой ударит его в живот? Так и кишки могут вылезти!..»

— Ну, давай, что ль? — сказал, поднявшись, Митька.

— Вот это герой! — похвалил Митьку Ефим.

Мишке деваться было некуда. Мужики бросили играть в карты. Ребята подошли ближе. Митька и Мишка взялись крест-накрест и подальше назад отставили ноги, чтобы не попасться на подножку.

Наблюдатели хотя и спорили, но были почти уверены, что борьба, как уже много раз до этого, закончится вничью. И вдруг Мишка неожиданно упал на землю, стремительно перекинул через себя Митьку и моментально сел на него верхом.

— Ура! — закричал Семен Савушкин и восторженно захлопал в ладоши.

— Хм… Так вот скажи… — удивился Ефим Пузанков.

— Еще будем? — наклонившись к уху Митьки, спросил Мишка.

Митька плакал. Он ободрал о землю лоб. Лицо было в крови. Мишка испугался и убежал домой. Вслед за ним пришла сердитая мать.

— А это ты все виноват! — накинулась она на отца.

— Где виноват? Почему виноват? — недоумевал отец.

— Потому… Научил его бороться, — показала мать на Мишку, — а он Митьке все лицо разбил. Там страшно глянуть. И рукав оторвал. — Мать поглядела с укором на Мишку и сказала: — Лучшего друга — и чуть не убил! Хорош, нечего сказать… Вот сейчас возьму палку да отхожу тебя хорошенько…

И мать у самого Мишкина носа потрясла кулаком. Но бить не стала, только, выходя во двор, крепко хлопнула дверью.

— Ты ж как его — броском, как я учил? — спросил почему-то тихо отец, будто боялся, что его кто-нибудь услышит.

Мишка утвердительно кивнул головой. Отец зашагал по хате, потом остановился и смущенно проговорил:

— Да, оно, конечно, нехорошо: друга — и в кровь… Ну да ничего, заживет…

И отец погладил Мишку по голове. Но Мишке до боли было жалко Митьку. Еще недавно он так хотел быть победителем, а теперь ему казалось, что лучше быть побежденным.

…Митьке очень нравилась Мишкина красная железная коробочка. Мишка влез на печку, достал с комеля коробочку, вытряс из нее кремень, солдатскую пуговицу, синюю склянку, положил коробочку в карман и побежал на улицу. Ребята играли в «гусей и волков». Гуси должны были «пролетать» между воротами кузнеца Никанорыча и избой бабки Дарьи. «Волк» — Митька — с повязанным тряпкой лбом сидел, притаившись, за кузницей, подкарауливая «гусей». Мишка виновато подошел к нему и, равнодушно сказав: «Она мне надоела», отдал Митьке свою любимую коробочку.

На грязном, заплаканном лице Митьки радостно засияли серые глаза.

— Насовсем? — спросил он.

— Насовсем, — сказал Мишка и тяжело вздохнул.

Когда Мишка укладывался спать, мать, достав из сундука узел с разными лоскутами, сказала: