Мадлен Жиляр - Тайная тропа к Бори-Верт

Продолжаю список:

4. Мне очень хотелось еще раз съездить к Источнику и получше разобрать, что там написано о Петрарке.

И я имела глупость сказать об этом при Эммелине.

На другой день было много дел, нам заказали свадебный обед, и я помогала Эстер с Сидони. А наша несравненная Эммелина красовалась на террасе и ловила восхищенные взгляды дружек жениха. Потом она куда-то исчезла и пропадала целый день. Бабуля Хрюш сходила с ума от беспокойства, всех тормошила и отрывала от работы. Наконец Режинальда, который недовольно забился в угол, заставили выдать тайну: оказывается, мадемуазель Трюшассье уехала с Дидье к Воклюзскому источнику. Она так заморочила Дидье, что он даже забыл о своем обещании свозить меня туда еще раз. Предложи он — я бы и сама не поехала, потому что надо было помогать в кафе и вообще, в компании Эммелины — спасибо! Но он хоть из вежливости должен был вспомнить… А она-то хороша! Это после того, как она сюсюкала дяде Антуану, что ни за что не поедет к Источнику без него!

Одно утешение: снова наступила засуха, и они увидели только полупересохший Сорг и еле живую струйку воды в глубине горы. Но, кажется, и от этого не легче.

5. Кошачьей Королеве, наверное, изменил ее инстинкт. Она прыгает на колени к Эммелине, а та делает вид, что обожает кошек. И уверяет, будто они отличают особо «гармоничных» людей. Но на самом-то деле она совсем не умеет разговаривать с животными, и это сразу видно. Боится собак, даже маленьких такс, — надо видеть с какой опаской она несет посетителю с собакой стакан воды или бутерброд, и то, конечно, только после того, как ее об этом попросят со всеми церемониями. Шутка ли, попросить Эммелину хоть чем-нибудь помочь! Зато спать кисонька все равно приходит ко мне…

6. (По почерку видно, что этот пункт писался с особой злостью.) Стоит мне что-нибудь неправильно сказать, Эммелина сейчас же обращает на это внимание, стоит разбить стакан — всем рассказывает (если бы она мыла столько же стаканов, сколько я, наверно, и разбивала бы не меньше!). Она объявила, что у меня «тяжелая походка» (не всем же порхать, как балерина на сцене!). А когда однажды у меня вскочил прыщик на лбу и я его закрыла челкой, она тут же заорала на все кафе: «Бабуленька! У тебя не найдется какой-нибудь мази для Лоранс? Она покрывается прыщами!» И это, конечно, при Дидье и его друзьях…

Перечислить все глупости Режинальда у меня уже нет сил. Это просто какой-то бесенок, вечно крутится под ногами и мешает работать, вечно нажимает все кнопки, крутит все ручки и задвижки, опустошает сахарницы, опрокидывает солонки; то он дергает Королеву за хвост, то нацепляет ей очки Эстер, то «делает нос» (глупая и уже давно не смешная шутка), то орет диким голосом, как попугай, а особенно надоедает Жан-Марку, ходит за ним по пятам и во все суется.

Помощи от него не больше, чем от его сестрицы, он ничего не может и не хочет делать.

Оба они — ЛОБОТРЯСЫ.

Справедливости ради Лоранс сделала на листе еще одну графу с заголовком: «Смягчающие обстоятельства».

Здесь она медленно вывела:

«Эммелина действительно очень красивая, и понятно, почему она всем нравится».

Потом подумала, взъерошила фломастером волосы и быстро и неразборчиво приписала колкое замечание:

«Но разве это ее заслуга? Это ей передалось от отца с матерью».

Больше «смягчающих обстоятельств» не было.

На другое утро в кафе зашел молодой воспитатель из детского лагеря, устроился на террасе в тени самого большого олеандра с розовыми цветами, и Лоранс принесла ему заказ — стакан грейпфрутового сока. Он очень много знал, но держался всегда просто и по-дружески, поэтому его можно было, не стесняясь, спросить о чем угодно. И Лоранс узнала, что Петрарка — это не древнеримский, а итальянский поэт четырнадцатого века, но он написал много стихов на латыни.

— Больше всего он прославился любовью к Лауре де Нов и посвященными ей сонетами на итальянском языке. Впрочем, он, кажется, видел ее всего несколько раз. В те времена любовь довольствовалась малым, — прибавил воспитатель, мечтательно глядя вдаль.

Лоранс взяла у него плату за сок и ушла озадаченная.

Видел ее всего несколько раз… Мало того что бывает отец-невидимка, так еще и возлюбленные могут быть почти невидимыми… Чудеса!

Жан-Марк не составлял списка «некрасивых и нелепых поступков», но и у него было что сказать на этот счет. Поначалу Эммелина принялась было называть его «миленьким Жан-Марком», но он так сурово смотрел на нее, что у нее и охота пропала. Все свое кокетство она перенесла на Дидье и туристов. А Жан-Марка словно перестала замечать и смотрела сквозь него. Но так уж противоречиво устроен человек, что если раньше Жан-Марка раздражала назойливость Эммелины, то теперь ему казалось обидным ее полное равнодушие.